Древнегреческая застольная, шутливая и эротическая эпиграмма - страница 7
Выше бёдер её подвязав, с корабля тогда прыгнул.
Грыжа и та — что за спор — счастье приносит порой!
Крашеная старуха (11, 69)
Выкрасив волосы, древняя Темистоноя, старуха,
Сделалась не молодой — Реей предстала она.
Неудачливый атлет (11, 84)
Падал я первым, быстрее соперников всех, соревнуясь,
И в состязании был — самый последний бегун.
В цель не забрасывал копья, а ноги мои не имели
Сил никаких — их поднять, чтобы прыжок совершить.
Дротик незрячий иной мог забросить гораздо успешней,
Был в пятибории я пять раз победы лишён.
На верзилу (11, 87)
Чуть ли не в саженей пять жилище тянется к небу,
В нём высоченный живёт — сколько уж лет! — Тимомах.
Если захочет подняться, с рассвета рабы его дружно
Сверлят большую дыру в крыше: пять футов на пять!
На худого (11, 92)
Дух испустил Гай, худоба, вчера, ничего не оставив
После обеда в себе, что предаётся земле.
Тощим прожил свою жизнь, таковым опустился под землю,
Тени загробной любой легче летел он туда.
Близким пришлось на плечах относить лишь пустые носилки.
Надпись гласила на них: «Гая несём погребать».
То же (11, 93)
Тощий Марк эпикуровский атом когда протаранил,
В центр его угодил тут же своей головой.
То же (11, 94)
Только слегка дунул Марк худосочный в трубу боевую —
Вниз головою стремглав тотчас в Аид отлетел.
На коротышку (11, 95)
Мышка увидела летом уснувшего Макрона-кроху,
В ногу вцепившись, в нору силой втащила его.
Мышку в дыре задушив, безоружный, он крикнул: «Великий
Зевс, у тебя ведь теперь новый нашёлся Геракл!»
Вновь на худого (11, 100)
Гай наш так лёгок, что плавать ему удаётся, когда он
Камень привяжет к ноге или же груз из свинца.
Вновь на коротышку (11, 104)
На муравье Менестрат, на слоновьей спине словно ехал
И неожиданно он наземь, бедняга, упал.
Ножкой лягнув, муравей его ранил смертельно. «Прочь зависть! —
Кроха кричал. — Фаэтон гибель нашёл от коней!»
На худого (11, 106)
Поднятый ввысь ветерком, в поднебесьи носился Херимон:
Был ведь намного любой легче соломинки он.
Долго, возможно, летал бы по воздуху, но, паутину
Ножкой своею задев, вниз головою повис.
Так и качался б он ночью и днём на той нити паучьей,
Вниз не свались вдруг с неё лишь на шестой только день!
То же (11, 111)
Пёрышка легче, Диофант решил удавиться однажды,
Внутрь паутины попав, разом на ней он повис.
На знахаря-шарлатана (11, 112)
Прежде, Демострат, бедняга! мазью тебя натирая,
Дион: «Прощай, — говорил, — солнце моё!» — зорким был.
Зренье не только отнял у Олимпика Дион-провидец.
Сам он недавно ослеп, зоркость свою потеряв!
Начинающий поэт (11, 132)
Цезарь великий, противны насмешки над юным поэтом.
«Гнев, о богиня, воспой...» — пусть сочиняет и он.
Возраста если Приама поэт не достиг, не имеет
Лысины или горба, — учит пускай алфавит!
Если же кто овладеет всем этим, о Зевс, к его грыже
Сможет добавиться дар — дар сочиненья стихов.
На элегического поэта (11, 135)
Больше не плачь над дитятей, оплакивай лучше меня ты:
Умер ребёнок, но я более мёртвый, чем он.
Новую в память мою напиши похоронную песню,
Строчкой мертвецкой палач душу убивший мою!
Из-за твоих, Марк, стихов пострадал, от которых издатель
Книги несчастье познал и загубилось перо.
На учителя-грамматика (11, 139)
Есть у Зеноны учитель грамматики длиннобородый.
Как говорят, от него сын появился на свет.
По окончаньям, союзам, и связям, и разным фигурам
Он и теперь по ночам учит искусно её!
На философа-киника (11, 153)
Может ли кто усомниться, Менестрат, в том, что ты киник:
Ходишь по свету босой и постоянно дрожишь.
Вздумаешь хлеб мой украсть, пусть хоть самую кроху, — готова
Палка моя... назовут люди «собакой» тебя!
На астрологов (11, 160)
Все, кто исследует Крона, Арея влиянья на небе,
Палкой одною большой биты должны быть всегда!
О, я надеюсь, — не долго осталось — узнать вам придётся,
Как поступает Бык, что может сделать Лев!
На скупого (11, 172)
Авл-скупердяй бросил в море родного младенца, прикинув,
Сколько же денег уйдет, если оставить в живых.
На вора (11, 174)
Дион украл день назад золотую Киприду, — успела
Выйти из лона она моря родного едва! —
Руку свою наложил на Адониса, мощного весом,
И небольшую при них статую Эроса сгрёб.