Древнерусское общество и церковь - страница 14

Сакраментальную нагрузку несла на себе не только городская стена, но и другие элементы городской структуры. Такую функцию часто выполнял детинец — древнерусский кремль, находившийся на возвышенности. Здесь старались воздвигнуть и наиболее значимую точку города — храм как главную городскую святыню. Главный храм города был не княжеским, а вечевым святилищем. Возле него обычно собиралось вече, в нем хранились важные для города эталоны мер и веса, городская казна. Такой храм являлся религиозным центром города и всей городской волости, города-государства. «Не будет Новый Торг под Новгородом, ни Новгород под Торжком; нъ где святая София, ту и Новгород», — говорили, например, о своем храме новгородцы. Именно этим объясняется парадоксальный с точки зрения христианства факт — стремление разрушить храм противника: это, безусловно, вещь вопиющая и безмерно греховная. Однако И. Я. Фроянов отмечает, что «тут есть и своя логика: разрушить храм врага — значит лишить его покрова божьего. Вот почему киевляне готовы были умереть за свою святую Софию, новгородцы за свою святую Софию, владимирцы за свою святую Богородицу и т. п. Это и естественно, ибо, где святыня, там и город — сердце городовой волости-государства». Христианство подверглось языческому переосмыслению. Как у восточнославянских племен существовали их родовые святилища, так и в древнерусский период религиозными святынями стали местные волостные храмы. Понятие общерусской, а тем более вселенской церкви на Руси в ту пору отсутствовало.

Похожим образом обстоит дело и с христианскими святыми. Культ христианских святых формировался двояко. С одной стороны, наблюдалась трансформация языческих богов в христианских святых. Так, Велес превращается в святого Власия, Перун в святого Илью, а Мокошь в Параскеву Пятницу. Языческие требы совершались теперь перед христианскими святыми. Поклонение иконе, на которой был изображен какой-либо святой, являлось ни чем иным, как сохранением языческих культов, богов и фетишей. Икона была общераспространенным объектом домашнего и личного культа, ей воссылают молитвы, подносят дары, от нее ждут великих и богатых милостей. Отголоски идолопоклонного политеизма видны и в том, что и в доме и в приходской церкви у каждого была своя икона. Икона — это наиболее близкий, домашний бог, личный фетиш. Народ называл икону просто богом. Если же икона не помогала владельцу, то он считал себя вправе расправиться с ней: икону бросали в огонь, разрубали. Эти действия напоминают обращение язычников со своими идолами. Недаром у русского народа сохранилась пословица: «Боженьку за ноженьку, да об пол».

С другой стороны — христианский пантеон формировался по образцу языческих пантеонов, только вместо племенных богов в него входили возведенные в ранг святых, церковники и князья, «И каяждо убо страна и град блажит и славит и похваляет своих чудотворцев», — гласит рукописное житие Прокопия Устюжского.

Приведенные факты свидетельствуют об определенных достижениях церкви в приспособлении к древнерусскому обществу. Однако эти успехи церкви нельзя переоценивать. Советский историк Б. А. Романов отмечал, что «еще в XII в. приходилось ценить, если родители звали попа крестить. Епископ Илья в этом случае рекомендовал попу не упустить момента и, бросив все, идти крестить — „любо си (если даже) и службу (церковную) оставите, нетуть в томгреха“. Здесь все ясно: если бы обращение родителей к священнику с приглашением крестить младенца было обычным делом, вряд ли ради этого высший иерарх наставлял низшего прервать службу и, не теряя драгоценных минут, спешить на вызов». XI–XII вв. были для церковников тяжелыми временами: миряне в массе своей не посещали церквей, отказывались признавать христианские догматы. В XI в. на это жаловался Феодосий Печерский — основатель Киево-Печерского монастыря: «Колико бо лет минуло, ни единого виждю пришедшю ко мне и глаголюща: как ми спастися?» Ситуация не изменилась и в XII в. Церковные проповедники, даже такие прославленные, как Кирилл Туровский, сталкивались с равнодушным отношением к своим выступлениям. В этом они признавались сами. «Аз убо, друзии и братия, надеахся на всяку неделю боле събрати в церковь людии на послушание божественных словес: ныне менши приходять; но аще бы о собе глаголал, то добре бысте творили не приходяше: ныне же владычня заповеди възвещаю вам…». Проповедник взывал: «Аще суседа имате, или родина, или жену, ли дети, то призывайте к церкви вся…». В древнерусский период церкви приходилось занимать круговую оборону в обществе, редко переходя к контратакам. Б. А. Романов уподобляет попов воинам: «На военном языке попы — это пехота, действующая врассыпную и в одиночку против языческого врага». И на бытовом уровне эти бойцы церкви чаще всего оказывались жертвами языческой стихии. Многочисленные сведения на этот счет представляют документы покаянного права — епитимийники