Дриада для повелителя стихий - страница 22

Я вопросительно уставилась на Услима.

– Да, неужели?

Мужчина хмыкнул.

– Не думаю, что ходить в таком виде по дворцу, – он пробежался взглядом по моему почти обнаженному телу, – будет уместно, – а затем подмигнул, – но если тебе нравиться?

– Нет. Так, где там эта одежда? – Торопливо произнесла я.

– Торопыга, – улыбнулся Услим. – Ах, да, совсем забыл. Общаться с охраной запрещено, тем более вступать с кем-то из них в отношения.

– Фу, больно надо.

– И все же я должен предупредить. Твоя жизнь, твое тело и твоя душа принадлежат Правителю, и только Хардум эль Транг решает, как ими распорядиться.

– Бла, бла, бла. А как все хорошо начиналось, – пробурчала я.

Мужчина подвел меня к кровати, находящейся с правой стороны залы. Рядом с ней стоял небольшой шкафчик.

– В нем одежда. Располагайся, а я пойду.

– Угу.

Моя кровать была третьей от окна, что не могло не радовать. Свет, льющийся из сада, создавал обманчивую атмосферу тепла. Я опустила руки на кровать и провела по синему атласному шелку, который заструился между пальцев.

Было ощущение, что я снова стала подростком и оказалась в лагере, только вот вместо жестких и неудобных коек, мягкая перина, а вместо вожатых грозные охранники.

– М-да, мягко стелют, да жестко спать.

Я быстро открыла створки шкафчика и достала оттуда несколько платьев, внимательно их разглядывая. Во всяком случае, они оказались намного лучше, чем то, что сейчас было на мне надето. Шелк, атлас и кружево – идеальное сочетание. Короткие рукава, глубокое декольте, длинна я пол. Все было замечательно, пока я не поняла, что такие наряды нужно носить исключительно с обувью определенного типа, а затем увидела в нижнем ящике шкафа три пары черных кожаных туфель, на высоченных каблуках и уставилась на них как на врагов народа.

– Нет, нет, нет! – Взвыла я. – Ни за что!

Только этой пытки мне не хватало. Почему, ну почему, нельзя надеть какие-нибудь легкие брюки и подобрать к ним что-нибудь наподобие мокасин, на худой конец аккуратных сапожек на небольшом, устойчивом каблучке.

– Ты чем-то расстроена? – Подошла ко мне светловолосая девушка, которую я встретила, как только здесь оказалась. Диана, кажется.

– Вообще-то да, – и я рассказала ей о своей проблеме.

– Ерунда, посмотри вокруг. Много ли ты видишь женщин, одетых в такие платья?

И действительно, из всех невольниц, что здесь присутствовали, я заметила только пару-тройку разодетых в вечерние платья, остальные ходили в повседневной одежде.

– Почему тогда у меня только такая одежда?

– Не переживай, завтра принесут все необходимое, а пока если хочешь, я могу тебе дать что-нибудь из своего.

– Была бы очень благодарна, – закивала я головой.

В итоге, одевшись в более простое платье и позаимствовав аккуратные замшевые ботинки на плоской подошве, я осталась довольна.

– А что, девушки здесь не носят брюк и рубашек?

– Рабыням это запрещено, да и вообще, в Таргезии такое не поощряется, за исключением тех случаев, когда участвуешь в боях на арене.

– Что за арена?

Мы с Дианой удобно устроились на моей кровати и болтали, хотя правильнее будет сказать, что я задавала вопросы, а девушка удовлетворяла мое любопытство.

– Обычная арена с трибунами на средней дворцовой площади. Там Правитель устраивает развлечения для себя и своих приближенных, а непосредственными участниками являются рабы, такие, как мы с тобой.

– И что дальше?

– Лучше тебе не знать.

– Это почему?

– Потому, что на арену выпускают сражаться специально натренированных невольников и невольниц.

– Замечательно. Я хочу одеваться так, как посчитаю нужным, и если для этого мне придется выйти на арену и набить морду какой-нибудь стервозной дамочке, то так тому и быть.

Диана вздохнула и посмотрела на меня так, словно я ударилась головой, причем не один раз.

– Вета, ты что, не понимаешь? Туда отправляют тех, кто неугоден Лэрду или совсем ненормальные, которые надеются, таким образом, добыть себе свободу.

– Это как?

– Победитель сезона получает вольную и может идти на все четыре стороны.

– С этого момента поподробнее, – воодушевилась я.

– Забудь. После турнира тебе не то, что свобода, жизнь будет не мила. С арены одна дорога – на тот свет.