Друг в зеркале - страница 23

— Разве ты не понимаешь, что я взрослый человек, не то что твои школьные дружки? Мне не достаточно поцелуев и пожатия рук…

— Значит, тебе недостаточно меня? — со слезами в голосе спросила Туся.

— Достаточно, — сказал Герман. — Но ты нужна мне вся. Если бы ты меня любила…

— Если бы ты меня любил, то не настаивал бы. Туся заплакала, размазывая слезы по лицу.

— Ты что же думаешь, меня можно обмануть? — ни с того ни с сего спросил Герман. — Ошибаешься, это не так-то просто.

— Обмануть? Я и не думала тебя обманывать. Туся была в полном недоумении.

— Я все видел, милая, не отпирайся. — Выражение лица Германа не предвещало ничего хорошего. — В кафе стеклянные двери. Вы сидели у входа. Ты и твой дружок.

Туся даже не сразу поняла, о чем он говорит, потому что после последнего поцелуя с Егором произошло столько событий, что тот день почти стерся из памяти.

— Ты говоришь про Егора? — Герман утвердительно кивнул.

— Не хотела тебя расстраивать, но это была наша последняя встреча. Я думала, не случится ничего страшного…

— А ведь ничего страшного и не случилось, правда?

Туся, чувствуя подвох, несмело кивнула.

— Но только на твой взгляд, — мрачно произнес Герман. — Думаешь, мне приятно было видеть, как вы обжимаетесь на виду у всего кафе? Представляю, что вы выделывали наедине…

— Герман! — возмутилась Туся. — По-моему, я не давала тебе повода так обо мне думать!

— Я очень проницательный, — хвастливо сказал он. — Мне не обязательно видеть, чтобы знать.

Туся решительно поднялась.

— Думаю, мне пора уходить, — сказала она.

— Давно пора. Я не задерживаю.

— Только учти, что возвращаться я не буду, — предупредила она. — Это не в моих правилах.

Она еще искала свои ботинки в коридоре, когда услышала, что Герман включил музыку на всю мощь. Хлопать дверью не имело смысла, потому что он все равно бы ничего не услышал. Поэтому Туся ушла тихо, твердо решив для себя, что больше никогда не переступит порога этого дома. У нее в голове не умещалось; как Герман может быть таким несчастным и таким жестоким одновременно. Ей было горько, но вместе с тем она видела, что огромная, длинная жизнь расстелилась перед ней узорчатым ковром.

В будние дни бодриться и хорохориться гораздо проще, чем в выходные. Занятия в школе отвлекают от посторонних мыслей, всегда можно с кем-нибудь поболтать и забыть о том, что делает тебя несчастной.

Выходные же как будто созданы для того, чтобы напомнить одиноким людям, как они одиноки, чтобы оставить их наедине с самими собой и своими невеселыми мыслями.

В субботу Туся проснулась около двенадцати, но не вставала до часа. Да и куда ей было торопиться? Мама была на какой-то конференции, Лиза уехала с родителями на дачу: «Ловить последние теплые дни», как сказал ее папа, а Герман так и не звонил.

Он не звонил уже несколько дней, и для их отношений, ставших такими близкими в последнее время, это было большим перерывом. Иногда Туся думала о том, чтобы самой позвонить ему, но вспоминала, как он был жесток и груб, и опускала телефонную трубку.

«Он стал другим, — убеждала она себя. — Это уже не тот Герман, которого я знала раньше, которого полюбила…»

Туся лежала на кровати и размышляла о том, чем занять себя в этот длинный осенний день. Раньше ей не приходилось об этом думать, потому что Герман все решал за нее сам, но теперь начиналась другая жизнь — одинокая и настоящая. В этой жизни все решения приходилось принимать самостоятельно, а это было хоть и приятно, но тяжело.

Она встала, потому что, когда целый день лежишь в разобранной кровати, начинаешь чувствовать себя больной, и пошла в ванную. Из зеркала на нее смотрела бледная, усталая девушка с кругами под глазами.

— Хороша я, ничего не скажешь, — вслух сказала Туся.

Теперь, когда никто не звонил и никуда не звал, Туся не считала нужным быть привлекательной.

— Так нельзя, — вдруг сказала Туся своему отражению. — Подумаешь — Герман!

Она напустила в ванную горячей воды, добавив двойную порцию пены с запахом сирени, и пролежала в ванной почти полчаса.

Ей нравилось быть дома одной. Конечно, плохо, что не с кем поговорить, но зато можно петь, не стесняясь, или разговаривать вслух.