Другой Брежнев - страница 2

Некоторые детские впечатления, связанные с верой, помнились Леониду на всю жизнь. Четыре года он проучился в церковноприходской школе, где, конечно, изучал и закон Божий. Патриарх Алексий II как-то пересказал слова, услышанные им от Брежнева в 1980 году: «Он вспомнил о своем школьном законоучителе отце Константине, и о том, как родители в детстве возили его в Курскую Коренную пустынь и какой там был порядок и чистота. Такое воспоминание сохранилось на протяжении всей жизни у человека, который очень далек был от всего этого».

«Стойте, там же человек!» Местная жизнь не баловала детей особыми развлечениями. Летние дни они, конечно, проводили на берегу Днепра — купались, ныряли, прыгали с обрыва в воду. До всех этих забав Леонид был большой охотник.

Большим событием стало появление здесь цирка. Любовь Брежнева, племянница Леонида Ильича, рассказывала: «Недалеко от парка в городе Каменском, где жила семья Ильи Брежнева, разместился цирк. Денег на билеты, естественно, не было. Сосед Брежневых, работая в цирке сторожем, иногда пропускал через задние ворота детей Ильи и Натальи. Об этом прознала жадная до зрелищ городская детвора, и однажды, когда ворота открыли, чтобы впустить братьев Брежневых, целая ватага ребят хлынула в проем, сбив с ног маленького Яшу. Боясь, что малыша затопчут насмерть, Леонид, расставив руки и пытаясь удержать обезумевших юных зрителей, кричал: «Стойте, куда же вы, там же человек!» «Человек» тем. временем поднялся как ни в чем не бывало, отряхнулся и получил от брата подзатыльник. «За что?» — заплакал он. «Чтобы на ногах крепче держался», — ответил Леонид».

А по вечерам детвора, в том числе и Леонид, собиралась у ограждения «городского сада». Здесь ярко сверкало электричество, играл духовой оркестр, отдыхали и веселились изящно одетые господа и дамы. Босоногие ребятишки жадно смотрели сквозь решетку на чистый, нарядный, сияющий мир. Но им сюда хода не было…

«Вся улица удивлялась». Однако родители Леонида не теряли почти невозможной надежды — вывести своих детей «в люди», открыть им двери в красивый и недоступный мир. Сделать это было невероятно трудно. Первым шагом на этом пути была классическая гимназия. Еще недавно вход туда преграждал знаменитый циркуляр министра народного просвещения Ивана Делянова о «кухаркиных детях». В нем предписывалось не допускать в гимназии «детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, коих, за исключением разве одаренных необыкновенными способностями, не следует выводить из среды, к коей они принадлежат». Конечно, Леонид попадал в число тех самых «кухаркиных детей».

Впрочем, в ту пору, когда ему исполнилось девять лет, двери местной классической гимназии со скрипом, неохотно, но приотворились перед детьми рабочих. В тот год туда приняли семь человек! Чтобы пробиться в число этих семерых счастливчиков, Леониду пришлось выдержать суровый конкурс — пятнадцать человек на место. Чтобы пройти такой отбор, нужны были действительно «необыкновенные способности» или же необыкновенная удача. Требовалось сдать экзамены по чтению, письму и арифметике. «Вспоминаю, мать все не верила, что приняли, да и вся улица удивлялась», — пишет в воспоминаниях Брежнев.

Правда, сразу после приема возникало новое препятствие: обучение в гимназии стоило целых 64 рубля золотом. Такой суммы не зарабатывал даже самый лучший рабочий. Только при условии отличных успехов малоимущие ученики освобождались от платы. «Учиться плохо было попросту невозможно, — читаем в мемуарах Брежнева, — для нас это было равносильно исключению из гимназии». Приходилось зубрить многое, что потом ему так и не пригодилось, например латынь. Позднее Любовь Брежнева спрашивала, многое ли Леонид Ильич запомнил из гимназической латыни. «Он сознавался, что помнил только одну фразу из латыни: «Путо фратерем дормире», что означало «думаю, что брат спит», потому что, когда он ее зубрил, маленький Яша спал рядом».

Чтобы учиться, приходилось и многое терпеть. «Однажды кто-то бросил ему на парту бумажный самолетик, — писала Любовь Брежнева. — Учитель, не разобравшись, больно ударил Леонида указкой по руке. К вечеру пальцы распухли и болели нестерпимо. Наталья (мать Леонида. —