Дружественный огонь - страница 6

Под непреклонным взглядом стюардессы она застегнула ремень, взяла предложенную ей газету, а затем обратилась с просьбой: если возможно, то после завершения рейса не могла бы стюардесса сохранить для нее некоторое количество израильских газет и журналов, обычно остающихся в салоне самолета? Ибо там, куда они прилетали, обитало немалое количество израильтян, ожидавших и с удовольствием их читавших.

Яари все еще стоял на крошечном балконе, дрожащий, зачарованный и загипнотизированный восходом солнца, все более и более расширявшейся полосой, раскрашивавшей алым горизонт, а вместе с ним и пассажирские самолеты, удалявшиеся от аэропорта один за другим и пролетавшие над морем в западном направлении – все, кроме одного, элегантно уклонявшегося к югу. Это ее, взволнованно подумал он, как если бы его жена сама вела воздушное судно, и он немного прищурился, пристальным взглядом провожая самолет, превращавшийся постепенно в точку, до тех пор, пока та была хоть сколько-нибудь различима. И только тогда он расслабился. Ну да. Его жена, безусловно, улетела – так же, как в свое время она, безусловно, прилетит. В целости и сохранности. И он покинул крошечный балкончик, закрыл машинное отделение и вызвал кабину лифта, которая должна была доставить его вниз, к парковке.

Она сама? Одна? Собственной персоной? Ирми, ее зять, был поражен, когда Яари по телефону сообщил ему о времени прибытия своей жены, совершавшей едва ли не кругосветное путешествие. «Совершенно одна?» – потрясенно повторял он без конца. «Именно так, одна, – столь же неизменно отвечал Яари, считая необходимым встать на защиту жены. – Одна, да, одна. Что? А почему бы ей так не сделать? Бесспорно, она это может – если ты считаешь… я уверен…»

Доносившийся из Дар-эс-Салама голос был теплым, родным, знакомым:

– Ну, раз так, – Яари различил неподдельную, не без лукавства, радость в этом голосе, – если все так, как ты говоришь, всего лишь на какие-то семь дней, мы постараемся, чтобы она смогла пережить эту неделю, несмотря на твое отсутствие. Но сможешь ли ты пережить это? Ты уверен, что сможешь прожить без нее все это время и не рванешь в последнюю минуту вслед за ней, чтобы не сойти с ума?

Что же… зять знал его очень хорошо – не исключено, что потому, что знал самого себя. За две недели до путешествия Яари никак не мог решить, может ли он разрешить Даниэле отправится в Африку в одиночку, пусть даже для того, чтобы навестить родных, старшего брата, уважаемого, процветающего и надежного человека, в течение жизненных лет претерпевшего немалое количество ударов судьбы. Яари, в отличие от своей семьи и друзей, не готов был бросать камень в человека, не дождавшегося предписанного Торой[3] конца тридцатидневного поминовения после смерти своей жены, а наоборот, отсидевшего лишь семь дней шивы[4] и поспешившего обратно, на свою работу ответственного советника по торговле в экономической миссии государства Израиль в Танзании. Через полгода после возвращения Ирми в Восточную Африку в Иерусалиме было принято решение – то ли по соображениям бюджетного характера, то ли по каким-либо еще – ликвидировать маленький офис, освободив от исполнения каких-либо обязанностей овдовевшего дипломата, у которого, за исключением охранника и двух местных вольнонаемных служащих, в подчинении никого не было. По правде говоря, не раз и не два сам Ирми в кругу родных и друзей подшучивал над бессмысленностью своего заведения, которое, как ему частенько казалось, сохранялось исключительно для того, чтобы дать ему работу, этакий запоздалый бонус для ветерана, честно проработавшего на административной ниве Министерства иностранных дел, увольнение которого, в конце концов, было отсрочено, поскольку нарушало один из параграфов закона, касавшегося увольнения лиц, потерявших детей во время военных действий, а Ирми потерял сына. Поэтому он безо всякой обиды или злопамятности принял упразднение своей предыдущей должности, тем более, что это произошло вскоре после смерти его жены. Казалось естественным, что после возвращения из Африки, и после того, как он предупредил о своем возвращении людей, арендовавших его пустовавшую квартиру в Иерусалиме, он позволил себе предпринять небольшое путешествие всей семьей, состоявшей теперь из дочери, ее мужа и его самого, в Соединенные Штаты, чтобы облегчить детям усилия по получению академической степени в американских университетах.