Друзья - страница 23

Мальчиков до глубины души тронули слова учителя. Они тепло попрощались с ним и его женой. На улице Миклош пригласил друга в гости.

— А пообедаем где? — спросил Имре.

— У нас.

Имре с радостью согласился, он любил бывать в этом доме.

Когда ребята вошли во двор, Михай Зала сидел на солнцепеке и читал газету.

— Нагулялись, сорванцы? — спросил он, сворачивая газетный лист.

— Мы у господина учителя были, — ответил Миклош и, подойдя к кухне, крикнул: — Мамочка, обед готов?

Женщина тут же вышла во двор.

— До обеда еще далеко, — сказала она и в этот момент заметила Имре. Голос ее смягчился. — И ты здесь, Имрушка?

— Здравствуйте, тетушка Рози, — поздоровался Имре, подходя к ней.

Женщина по-матерински обняла и поцеловала мальчика. А потом, обращаясь к Михаю, сказала:

— Видишь, отец, пока ты в тюрьме сидел, у нас еще один сынок появился. Его Имре кличут.

Взрослые расхохотались. Мальчуганы уселись поближе к Зале, под ореховым деревом, и поведали ему о своем разговоре с учителем Богаром.

Мужчина слушал их с закрытыми глазами, а когда они закончили, вымолвил:

— Да. Господин Богар — человек справедливый. Он всегда бедняков защищает. А это уже много значит. — Михай Зала набил трубку табаком и раскурил ее. — Он по-прежнему руководит подготовкой допризывников?

— Да. Нам нравится у него заниматься, — ответил Миклош. — Не то что у Кочани. Тот просто зверь какой-то.

— Действительно, тип мерзкий, — согласился с другом Имре. — Шакал самый настоящий. Ничего, мы его как-нибудь подстережем и темную устроим.

Зала внезапно зашелся в кашле, на лбу от натуги даже пот выступил.

— Почему вы не пойдете к врачу? — спросил Имре, с жалостью глядя на его страдания.

Наконец Зала откашлялся. Держа трубку в руке, словно птенца, он о чем-то глубоко задумался. Собственно говоря, почему он не идет к врачу? Он хотел было ответить, но жена его опередила:

— Я все время ему об этом твержу. С утра до вечера. Умоляю его к врачу обратиться, а он все тянет. Все мои слова — как об стенку горох.

— Да не болен я, — возразил Зала, — просто мне к свободе надо привыкнуть. Я простыл насквозь. Долго в сырой одиночке сидел. А сейчас я хоть и не в тюрьме, но ноги у меня по-прежнему связаны. А конец веревки — в руках у Форбата. Я и сейчас в заключении. Отмечаться хожу, из Бодайка уехать не имею права, на людях появиться не смею. Хотя мне не очень-то и хочется, но все-таки. За каждым моим шагом следят. Вот моя болезнь. А кашель — ерунда.

Имре с состраданием глядел на измученного человека; ему казалось, он слышит своего отца.

Над головами у них шелестели листья, которые колыхал слабый южный ветерок. Было жарко. Михай Зала прислушался к шелесту листьев и, словно вняв голосу свыше, пророчески изрек:

— Не может такое долго продолжаться. Это я вам точно говорю. Свобода наша не за горами. Вы-то уж точно будете свободными, ребятки!

Имре удивленно смотрел на Залу. Они будут свободными? Но разве сейчас они не свободны? Они ведь все утро бродили с Миклошем повсюду, и никто им не запрещал. Он мог курить, когда хотел. А будь у него деньги, мог бы и в корчму сходить, и с девушками потанцевать. Разве это не свобода? Или дядя Михай имеет в виду что-то другое?

— А разве мы не свободны? — спросил он. — Нам же не надо отмечаться у фельдфебеля Форбата. Идем куда вздумается, делаем что хотим.

Зала выколотил пепел из трубки.

— Верно, — наконец произнес он, усмехнувшись, — вы можете пойти в лес, на озеро, на луг. Это правда. Но скажи-ка, Имре, сынок, хотел бы ты дальше учиться? Хотел бы стать по-настоящему образованным человеком?

Мальчик угрюмо молчал, уставившись куда-то в пространство.

— Ну, что же ты молчишь?

Мальчик поднял голову:

— Хотел бы.

— Тогда почему же ты не учишься дальше, чтобы получить хорошее образование?

Имре пожал плечами.

— Потому что это невозможно, — сказал он. — Тетка Ирма мне не позволяет. — Подумав несколько секунд, добавил: — Были бы живы отец с матерью, я бы учился.

— Что ж, может быть, — кивнул Михай Зала, обдумывая ответ подростка. В этих словах ему почудилось обвинение. Будто Имре сказал: «Вы-то вот живы, а Миклош все равно не может учиться дальше, хотя он тоже хотел бы». — Может быть, — задумчиво повторил Зала, — останься твои родители в живых, ты бы и учился. Но они погибли. Я же, как видишь, жив, мать Миклоша — тоже, а он все равно не может больше ходить в школу. Бог свидетель, я бы очень этого хотел, но, к своему стыду, ничего не могу поделать. Миклош не имеет возможности учиться, потому что содержит семью. Грустно, но это так. Мы станем свободными, когда детям бедняков ничто не помешает учиться.