Дуб и кролик - страница 12

стр.

Затемнение

5. Первый рецидив Алоиса.

После капитуляции Брецгенбурга. На командном пункте Дубовой горы все еще находятся Горбах, Шмидт, Потц, доктор Церлебек и телефонист Машник. Потц не выпускает из рук пистолета. Он в бешенстве вышагивает взад и вперед по поляне. Доктор Церлебек хотя и сидит, но курит очень нервно. Мрачный, погруженный в свои мысли Горбах сидит на траве. Он с тревогой наблюдает за Потцем.


Потц(внезапно остановившись перед Горбахом). А кто же, если не вы, провалил все дело? Что его, зря, невинного, засадили в концлагерь? Разве можно было такого субъекта отпускать на все четыре стороны? (Снова начинает ходить.) В такой момент? Пресловутого Алоиса, прирожденного террориста, который уже однажды чуть не поджег наше районное управление, господин крейслейтер отпускает в осажденный город! Постижимо ли это? Нет, это непостижимо. Я этого не постигаю. Нет.

Горбах(плаксиво). Алоис уже давно перестал быть красным. Он переродился.

Потц(саркастически). Переродился!

Горбах. Да, он переродился. Он вернулся из лагеря кротким как ягненок, общительным, услужливым и глубоко верующим национал-социалистом.

Потц. А затем этот глубоко верующий национал-социалист идет и сдает город врагу!

Горбах. Это для меня загадка!

Потц. А господин крейслейтер спокойно наблюдает эту измену в полевой бинокль. Это безусловно должно заинтересовать специальный отряд СС-504. Почему крейслейтером Горбахом не был дан приказ открыть огонь?

Горбах. Но ведь было уже поздно. А потом, разве народ не имеет права сам выбирать? Господин советник Шмидт, вы были свидетелем. Я только собирался сказать: теперь мы начнем, как вдруг увидел, что во всех окнах и даже на знаменах висят шкурки ангорских кроликов, белоснежные шкурки колышутся в воздухе повсюду, необозримо, и, конечно, это связало мне руки. А французы немедленно, без всякого прикрытия, вошли в город и заняли его.

Потц. Именно это и был самый подходящий момент для начала действий!

Шмидт. Я возмущен вами, коллега! Такое чистейшее нарушение международного права.

Потц. Вот посмотрите, что эсэсовцы с вами сделают!

Горбах. Ну, а что мне теперь делать? Может быть, у вас есть какая-нибудь идея? Прошу вас, скажите.

Потц. Ликвидировать командный пункт, уничтожить все материалы, имеющие военное значение, казнить поляка...

Горбах. Он сбежал...

Потц. Что? Что вы сказали?

Горбах. По-вашему, я сам должен был его сторожить всю ночь? Чего вы, собственно, от меня хотите?

Потц. Ваш счет растет, господин крейслейтер!

Горбах. Я докажу, что в этом деле участвовала женщина.

Д-р Церлебек(заинтересованно). Как? Женщина?

Горбах. Она перерезала веревку кухонным ножом и оставила этот нож на месте преступления.

Д-р Церлебек. Вот до чего мы дожили! Все оттого, что женщинам дали слишком много воли. Это было ошибкой. Женщины не могут быть сознательными гражданами. Я всегда утверждал: немец погибнет из-за женщины!


Слева появляется Алоис.


(Первый увидев его.) Алоис!

Горбах. Алоис!


Потц, молниеносно обернувшись, выхватывает пистолет.


Потц. Руки вверх! Быстро! Ну! А то стреляю!

Алоис(поднимая руки). Тсс... Не стреляйте!.. Вокруг шныряют французы. Мне буквально пришлось проползать мимо них.

Потц. Закрой пасть! Машник, свяжите этого парня.

Машник. К вашим услугам, господин старший советник!

Алоис. А зачем меня вязать?


Машник начинает его связывать.


Горбах. Потому что ты предал Брецгенбург...

Алоис. Так... предал! Каким же образом я предал Брецгенбург?

Потц. А кому принадлежали шкурки ангорских кроликов?

Алоис. Такие шкурки, такого качества, не хочу быть нескромным, господин старший советник, но тот, кто хоть что-то понимает в ангорских кроликах, сразу же вам скажет, что это порода Алоиса, из его крольчатника.

Потц. А кто вас уполномочил раздать населению эти шкурки?

Алоис. Смею сказать, это была моя идея, собственная. Времена сейчас неспокойные, вот я и подумал: будет лучше, если ты ликвидируешь свой склад. Устрой-ка распродажу. Таким путем я и предложил людям шкурки. Вы не поверите, какой начался спрос. По-видимому, давно не выдавали промтоварные карточки, подумал я. Наверное, снова какой-нибудь саботаж приключился или же население снова просчиталось на талончиках — такое уже случалось, когда люди отдавали сразу все талоны за носки и не думали в тот момент о своей шее.