Дуб и кролик - страница 2

стр.

Горбах. Ты прав, к сожалению. Так создан человек! (Встает.)

Алоис. А теперь уж вы отдайте мне шинель, господин крейслейтер, я понесу. Она для вас тяжеловата... (Шутливо.) Весь авторитет в ней, вот она и весит так много.

Горбах. Мне было бы приятнее, если бы ты выбрал менее крутую дорогу. Из-за всех своих обязанностей я никогда не успевал заниматься туризмом.

Алоис. Вот теперь вы сами видите, как хорошо, что война к нам приблизилась.

Горбах. Ну-ка подержи шинель. (Расстегивает две верхние пуговицы, развязывает галстук и распахивает рубашку.) Вольно на марше, по форме номер два, Алоис. В такой глуши никто нас не видит.

Алоис. Мы находимся в настоящий момент на территории Кретценберга, господин крейслейтер.


Горбах молниеносно падает на землю и осторожно оглядывается по сторонам.


Горбах. Ложись, Алоис!


Алоис не спеша ложится.


(Резким шепотом.) Ты меня надул, заманил в ловушку, увел из подвластного мне района.

Алоис(тоже начиная шептать). Это кратчайший путь на вершину Дубовой горы. Всего каких-нибудь двести метров через Кретценбергскую область, господин крейслейтер. Я думаю, мы можем рискнуть.

Горбах. А если кто-нибудь из вайнрайховских молодчиков нас здесь поймает... Ах, Алоис, ведь я же взял тебя на работу, когда ты вернулся из лагеря. Заключенный концентрационного лагеря становится старшим дворником районного комитета национал-социалистской партии. Да к тому же еще бывший красный! Наверняка я уже давно бы стал гаулейтером, если бы не был таким простофилей. А теперь Вайнрайх станет гаулейтером. И этим я обязан только тебе. Если появится патруль и схватит нас здесь — я конченый человек. Я покинул свой командный пункт. Вайнрайх начнет издеваться, сошлется на приказ фюрера и повесит меня. Теперь мне понятно, почему ты сказал, что руководить обороной надо с вершины Дубовой горы.

Алоис. Давайте вернемся, господин крейслейтер. Через час господин крейслейтер снова будет в Брецгенбурге и еще сегодня встретится с французами лицом к лицу.

Горбах. Чтобы они меня расстреляли и Брецгенбург остался без районного руководителя! Я все больше и больше убеждаюсь, что тебе нет никакого дела до Брецгенбурга.

Алоис. А кто вам предложил вести защиту Брецгенбурга с вершины Дубовой горы?..

Горбах. Тише!.. Там... что-то прошумело...

Алоис. Ворона.

Горбах. Она привлечет сюда вайнрайховских людей. Наведет их на след. Я подстрелю ее.

Алоис. Лучше нам промаршировать обратно в долину.

Горбах. Но ты же сам говорил, что с Дубовой горы мы сможем обозревать все окрестности.

Алоис. Оттуда видно всю Тойтахскую долину до самого Кретценберга.

Горбах. Именно это преимущество я так трезво оценил, Алоис! Гора, с вершины которой я буду руководить битвой за Брецгенбург, не может быть слишком высокой. Тебе это понятно, Алоис?

Алоис. Значит, мы все-таки пойдем на Дубовую гору?

Горбах. Если бы я только мог тебе доверять, Алоис. Но ты даже не состоишь в нашей партии.

Алоис. Нет еще, господин крейслейтер. Но я, когда был в концлагере, уже изучил все, что должен знать член партии.

Горбах. Помни о Брецгенбурге, Алоис.

Алоис. И о моих кроликах.

Горбах. Настоящий патриот не думает в такую минуту о кроликах, Алоис.

Алоис. Мои ангорские кролики — это существенный фактор, господин крейслейтер, так вы сами сказали. В настоящий момент их девяносто одна штука. Но сегодня к вечеру их может стать девяносто шесть или даже сто — Юдифь никогда не приносит меньше пяти. А если француз войдет в наше положение и не сразу разбомбит Брецгенбург, завтра их уже будет сто пять или сто десять. Руфь, Рахиль и Сара тоже должны на днях принести приплод.

Горбах. Разве я не запретил тебе, Алоис, давать кроликам еврейские имена? Если ты и дальше будешь так поступать, тебя никогда не примут в хоровой кружок...

Алоис. У меня просто такая привычка осталась еще со времен лагеря. Я могу только сослаться на унтершарфюрера Шёка, который нам приказал так называть кроликов. Каждый раз, когда в лагере на одного еврея становилось меньше, унтершарфюрер говорил нам, что такое-то и такое-то имя освободилось. А когда эсэсовцы желали отведать жаркого, они приходили ко мне, потому что я занимался кроликами, и говорили: «Дай-ка мне Веньямина или Морица!»