Дубовый листок - страница 3

На теперешних картах озера Наленч не существует, но знак наленч сохранился в древних гербах и документах. При короле Мечиславе, когда в Польшу проникло христианство, наленчами называли белые повязки; прежде чем заходить в алтарь, следовало повязать голову наленчем.

Позже король Болеслав Кривоустый венчал наленчами своих героев на поле боя. Тогда Наленчи назывались уже рыцарями. Поэтому и я — рыцарь Наленч, а в гербе нашем сохранилась такая повязка.

Я не смеюсь над гербами и не спорю с людьми, осуждающими эти, как они говорят, «бесполезные украшения». Герб — одна из самых ранних выдумок человека. Даже потомки Адамова сына Сифа имели гербы, чтобы отличаться от потомков братоубийцы — от племени Каина. И на щитах троянских героев тоже были гербы! Греческий царь Эгей никогда не узнал бы сына, если бы на эфесе Тезеева меча не было родовых знаков! О гербах говорят и Гомер, и Виргилий, и Овидий, и Плиний, и это все читал я сам. А о Наленчах мне рассказывал отец — Бартоломеус Наленч.

Он говорил, что нашим родоначальником был Остророг. Портрет Остророга изображен в гербах древних Наленчей. Там Остророг стоит между оленьими рогами, а рога вырастают из шлема. Увенчанный короной с пятью жемчужинами, этот рыцарский шлем имеет пять прорезей, через которые рыцарь «смотрит прямо на всех и все!»

Шлемы, повернутые вправо, принадлежат новой шляхте; у нее тоже есть привилегия «смотреть на всех и на все», но не прямо, а со стороны. Бывают в гербах и шлемы без прорезей, и это означает, что владельцы их не должны смотреть на чужие дела ни прямо, ни сбоку, а их обязанность молчать и повиноваться.

Щит у Наленчей красный — цвет, означающий храбрость. В центре щита сверкает серебряный наленч.

Геральдика — тоже наука и вовсе не такая глупая, какою ее хотят иногда представить. Она имеет отношение к истории. Во времена короля Сигизмунда Третьего в Польше появилось много фальшивых гербов. Люди к тому времени успели потерять скромность и лезли из кожи, чтобы доказать, что они благородны. Они считали, что начало и конец благородства не в делах, а в гербе, который можно приобрести за деньги. Король это им разрешал. Такие выдуманные за деньги гербы легко отличить от настоящих — сложившихся постепенно у кочевавших славян запада. Тем не менее эта история сигизмундовых гербов тоже может кое-чему научить потомство.

Мой отец занимался геральдикой. Он говорил, что люди должны с уважением относиться к своим предкам, изучать их жизнь и хранить о них воспоминания.

— Один человек не в силах понять больше того, что предоставила ему собственная судьба, а потому делает много ошибок. Если он будет знать характеры и поведение своих предков, он сделает много открытий в самом себе и сможет бороться с дурными наклонностями, которые имеются в каждом роду и передаются из поколения в поколение, не принимая во внимание, хочет наследник принять это имущество или нет. Он поймет, что от чувства собственного достоинства также легко свернуть к чванству и спеси и что излишняя твердость характера порой приводит к ослиному упрямству и бессердечности и многое другое. А если человек это поймет, он будет осторожнее на поворотах жизни. Он наконец осознает, что невещественная часть наследства гораздо значительнее, чем всякие имения, деньги и драгоценности, и будет проявлять о ней мудрую заботу; от этого ведь зависит благополучие потомков. Но, к сожалению, люди до сих пор слишком мало думают об этом, — так говорил мой отец.

Я знаю немного о древних Наленчах. Я слышал о них только в раннем детстве и многое забыл. Отец говорил, что когда-то Наленчи были могущественными и богатыми, отличались необыкновенной храбростью и прямотой характеров и не боялись высказать королям все, что думали. Они появлялись при королевских дворах в красных одеждах и шли в бой за отчизну всегда в первых рядах. Таковы были их привилегии. Судьба обращалась с Наленчами капризно: она возносила их порой высоко в небо славы и безжалостно сбрасывала оттуда в бездну нищеты и страданий. Наленчи были всесторонне способными людьми, но их природным талантом был язык, и они владели им лучше других людей и лучше, чем каким-либо видом оружия. «Впрочем, — прибавлял отец, — язык тоже оружие и наиболее совершенное».