Дуэли Лермонтова. Дуэльный кодекс де Шатовильяра - страница 8
Обращение Лермонтова к Михаилу Павловичу не было случайным. Великий князь лично знал Лермонтова и симпатизировал ему, несмотря на определенное вольное поведение поэта.
Известен случай, когда в сентябре 1838 года Лермонтов явился на парад с очень маленькой саблей. Михаил Павлович оценил юмор Лермонтова, отдал саблю своим детям, а Лермонтова отправил под арест.
Подобные случаи «шалостей» Лермонтова не являлись для великого князя неожиданностью: «Упеку же его на гауптвахту, ежели он взводу вздумает в стихах командовать, чего доброго».
Великий князь Михаил Павлович всегда ценил талант Лермонтова. В частности, он так отзывался о Лермонтове: «Этот незрелый поэт принесет в будущем богатые плоды».
Прочитав поэму «Демон», великий князь пошутил: «Был у нас итальянский Вельзевул, английский Люцифер, немецкий Мефистофель, теперь явился русский Демон, значит, нечистой силы прибыло. Я только никак не пойму, кто кого создал: Лермонтов ли – духа зла или же дух зла – Лермонтова?»
Когда в Петербурге появилось стихотворение «Смерть поэта», послужившее в последующем причиной ссылки Лермонтова, великий князь Михаил Павлович при встрече с Бенкендорфом попросил его, чтобы оно желательно не попалось Николаю I и не «обеспокоило внимание государя».
Само же стихотворение он воспринял не более чем с иронией: «Эх, как же он расходился! Кто подумает, что он сам не принадлежит к высшим дворянским родам».
В отношении состоявшейся дуэли Лермонтова и де Баранта великому князю Михаилу Павловичу понравилось, что молодой офицер вступился перед французом за честь русского офицера.
По итогам рассмотрения дела о дуэли он предлагал наказать Лермонтова лишь за нарушение порядка гарнизонной службы, которое выразилось в свидании с де Барантом на гауптвахте.
Это мнение о невиновности Лермонтова в состоявшейся дуэли разделяли практически все.
В целом отношение петербургского общества к состоявшейся дуэли отразил в своих воспоминаниях Модест Корф: «Дантес убил Пушкина, и Барант, вероятно, точно так же убил бы Лермонтова, если бы не поскользнулся, нанося решительный удар, который, таким образом, только оцарапал ему грудь».
Белинский в письме В. П. Боткину 15 марта писал, что, по словам государя, если бы Лермонтов подрался с русским, он знал бы, что с ним делать, но когда это француз, то три четверти вины слагаются.
Тем не менее Лермонтову, согласно решению императора, пришлось покинуть Петербург и вновь направиться в ссылку на Кавказ.
На Кавказе Лермонтову предстояли служба в действующей армии, бои с горцами, поездка со Столыпиным в Пятигорск, встречи со старыми друзьями и дуэль с одним из них – Николаем Соломоновичем Мартыновым.
Пятигорск
Очарователен кавказский наш Монако!Танцоров, игроков, бретеров в нем толпы;В нем лихорадит нас вино, игра и драка,И жгут днем женщины, а по ночам – клопы.М. Ю. Лермонтов. Экспромт
Беседка «Эолова арфа» в Пятигорске
В Пятигорск Лермонтов попал, следуя из отпуска в действующую армию обратно на Кавказ вместе со Столыпиным, вернувшимся на военную службу после участия в качестве секунданта на дуэли Лермонтова с де Барантом.
С целью получения медицинских направлений они заехали в город Ставрополь, где находился штаб командующего войсками Кавказской линии и Черномории, и после этого направились в Пятигорск.
Желание Лермонтова и Столыпина остановиться в Пятигорске было обусловлено вовсе не состоянием здоровья, которое у обоих было довольно крепкое.
На воды в то время приезжали не только больные, но и совсем здоровые люди, чтобы отдохнуть и развлечься.
Плац-адъютант В. И. Чиляев, служивший в Пятигорской военной комендатуре, так описывал разговор Лермонтова и Столыпина с комендантом города Пятигорска полковником В. И. Ильяшенковым, при котором Чиляев присутствовал:
«Первую ночь по приезде в Пятигорск они ночевали в гостинице Найтаки. На другой день утром, часов в девять, явились в комендантское управление. Полковник Ильяшенков, человек старого закала, недалекий и боязливый до трусости, находился уже в кабинете. По докладе плац-адъютанта о том, что в Пятигорск приехал Лермонтов со Столыпиным, он схватился за голову обеими руками и, вскочив с кресла, живо проговорил: