Дуэт - страница 27
– Вы знаете, Мария, что натирать паркет ногами, как делаете вы, очень вредно для живота?
Она вышла, не дожидаясь ответа, немного пристыженная: «Я заискиваю, я уже почти заискиваю перед ней…» Сзади танец войлочных подошв на мгновенье прекратился, а затем возобновился с каким-то бешеным весельем.
Алиса вошла в полумрак спальни с маленьким подносом, позвякивавшим в руке.
– Не спишь? Тебе лучше? Вот горячий лимонад. Покажи язык. Ничего себе… Просто ужас… Как у тебя с желудком? Давно ли… А?
Он заворочался под одеялом:
– Перестань, перестань! Терпеть не могу такие расспросы!
– Но, Мишель, послушай, ведь надо же… Ну что ты как ребёнок!
Он сел на кровати, подняв колени, и оттолкнул поднос по-детски враждебным взглядом.
– Мишель!.. Я тебе не позволю даже на минуту уклониться от лечения. Пей быстро. Я положила в лимонад столовую ложку фруктовой соли. Будешь лежать в постели до… до судорог. И встанешь только к чаю, в пять часов.
Она терпеливо ждала, когда он выпьет. Но потом направилась к двери не без удовольствия и, пожалуй, слишком быстрым шагом.
– Ты куда сейчас?
Она остановилась, словно лошадь, которой натянули поводья.
– Сейчас?.. Я иду… тут рядом… В парк, пройтись. В общем… никуда.
Она наклонила голову, повторила:
– Никуда.
Прежде чем закрыть за собой дверь, она спохватилась:
– Да, Мишель… Если позвонят из Парижа…
– Что ж, я ведь здесь, – ответил он тоном здорового человека.
– А если ты в это время будешь спать, поговорить вместо тебя?
Он приподнял голову над подушкой, смерил взглядом Алису в утреннем платье, в серебристом ореоле солнечного луча, который проникал из сада, и наградил её довольно-таки неприятной улыбкой.
– Нет, тебе не надо. Тебе-то как раз и не надо. Разбудишь меня, вот и всё.
Она вышла, ничего не ответив, хваля себя за сдержанность, и превратила своё одиночество в заслуженную награду, неслышными шагами прогуливаясь от террасы к парку, от парка к дому под белым светом солнца, ежеминутно приглушаемым лениво ползущими облаками, которые то обещали, то придерживали грозы и давали соловьям недолгую передышку. В полдень Мария подала на террасу рубленое мясо и рис в капустных листьях, подрумянившихся от долгого тушения.
– Остатки, можно сказать… – неуклюже извинялась служанка. – Раз уж мы в город утром не ходили…
– Мария, если бы у меня в Париже были такие остатки…
Алиса ела как лакомка, маленькими кусочками, и подставляла мягкому, печальному свету полузакрытые бледные глаза, гладкие волосы, которые отражали небо с волокнистыми облаками. В то же время она прислушивалась к звукам, доносящимся из дома, услышала торопливые шаги Мишеля, хлопанье заветной двери, щёлканье задвижки. «Ну вот, всё и в порядке… К вечеру температура спадёт…»
– Мария, что у нас тут ещё?
– Варенье из дынь. Попробуйте, мадам… Я кладу в него четыре лимона, для запаха…
Обе они – и та, что сидела, и та, что стояла, – одновременно подумали о том, что впервые остались наедине, и это сильно взволновало их.
«Как странно… В первый раз. Между нами всегда были Мишель, или муж Марии, или прачка, или стремянка для мытья окон, или тазик для варенья…»
– Четыре лимона… Так вот в чём секрет! Ни за что бы не догадалась! Я тоже думала, что надо бы…
Телефонный звонок заставил её умолкнуть, помрачил благожелательно серое небо, обесцветил алый боярышник.
– Ох, какой неприятный звук… Надо бы его заменить…
– Мадам подойдёт к телефону?
Она жестом показала – нет, и ловила каждый звук голоса мужа. «Алло!.. Я слушаю, алло!», произносимое непреклонным тоном, который появлялся у Мишеля, когда он говорил с подчинёнными, не видя их. Связь наладилась, и голос зазвучал тише, – теперь Алиса различала лишь ровный рокот дружеской беседы.
– Мария, я буду пить кофе здесь. Налейте сразу в чашку и принесите мне сюда. Два куска сахара, как обычно…
Она снова прислушалась, вытянула шею, отупев от внимания. Ей показалось, что она слышит льстивый смешок, и она зло сжала губы. Но после долгого молчания раздался почти испуганный возглас: «Не кладите трубку!» Потом Мишель опять заговорил громко, в его голосе прорывались то удивление, то надменность. «Такое не обсуждается! – прокричал он. – Нет! Не позволю! Это можно понимать только однозначно. Как бы я иначе смог доверять…»