Духи земли - страница 5

стр.

Он содрогнулся, вспомнив кресла в стиле Людовика XIII{6}, под которыми дети прятались от кнута матери. Увы! Бенжамен очень скоро понял, что от Харибды попал к Сцилле. Вечером во Фредеге после дневных трудов Мадам по обыкновению усаживалась на красное бархатное канапе и заводила беседу, не отнимая от глаз лорнета на муаровой ленте, лежавшей поперек тяжелой груди, потом, воткнув спицу в снежную крепость, возведенную на голове, опускала лорнет, протирала стекла и обводила присутствующих королевским взглядом, выбирая себе жертву. В тот вечер она решила заняться Бенжаменом. Он натер маленькие ступни мелом, взял акробатический шест и шагнул на трапецию. Напрасно. «Да, кроме брата банкира у меня есть другой брат, да. Жандарм. Да». И сорвался вниз. Мадам продолжала в упор смотреть на кучку жалких останков, бродячие циркачи на деревенской площади ударили в кимвалы. Бенжамен упаковал незатейливый скарб и убрался восвояси, а чуть позже и вовсе сгинул в девственных лесах.

— Ты видишь! Нет, ты видишь! (Баронесса кричит! — шептали перепуганные деревенские жители.

— Что это с ней?) Ты видишь, этот Бенжамен ушел и ни слова никому не сказал. Все из-за Цезаря! Разве с таким родственником выдашь Изабель замуж?

— А Жюльен, дорогая? Я всегда думал…

— Жюльен? Да, правда, я его приглашала на детские праздники в саду. С венецианскими фонариками!

Она расплылась в улыбке при воспоминании о фонариках и на мгновенье обнажила свои зубы водолаза в скафандре.

— Вот и славно! — Эжен немного приободрился, — знаешь ли, милая, этот Жюльен… Почему бы ему не жениться на Изабель? Он был здесь вчера.

— Да ты ничего не понял! Да ты…

Она задохнулась от ярости.

— Он же уезжает… на все лето… учителем к фабриканту. Он уезжает, ты слышишь? Отвечай, вместо того, чтобы пялиться в окно.

Эжен молча глядел на озеро, поддернутое рябью дождя. Снова дождь! На виноградниках! Он прекрасно знал, что до драки дело не дойдет, а потому и молчать можно сколько угодно. Действительно, Мадам вскоре принялась рассуждать о гигиене, энергично вычищая грязь из-под ногтей: «Из меня бы получился отличный врач! Новые открытия… Я бы руководила, организовывала, работала. А здесь…» Она перевела немигающий взгляд с обшитых деревом стен на печку с белыми и золотыми изразцами, потом на упрямую спину Эжена, глянула в окно на озеро, на серые висячие сады. Перепуганный Бенжамен семенил прочь на тонких ножках, натертых мелом; он обручился с Элизой, миссионеркой, прятавшей зоб под фиолетовым шарфиком, Элиза в пять лет выпала из окна, и рука, сломанная выше локтя, с тех пор была плотно прижата к телу и не разгибалась. «Конечно, Бенжамен хотел на мне жениться, — размышляла Изабель, короткая верхняя губа растягивалась в улыбке. — Когда мужчина приносит вам свою диссертацию по теологии… Но я не захотела». Деревянная шкатулка для марок{7}, несколько ракушек, которые в Африке служат мелкой монетой, — аллювий, оставленный Бенжаменом, впрочем, теперь его звали не Бенжамен, а Догодела, Маленькая Река. Негр из соседней хижины, давший ему это имя, писал друзьям на огромных, с пальмовый лист, визитных карточках: «Отныне я зовусь не Догодела, а Уродонал». А маленький миссионер стал Догоделой, ничто не исчезает, ничто не создается, так, кажется, в 1910 году сказал профессор, похожий на Анатоля Франса{8}; ничто не исчезает, даже имена юных покойниц, медленно сыплющиеся на землю, как воланчики из далекого прошлого, розовые перышки воткнуты в основание из воска, накрытое кусочком бархата и перетянутое золотым сутажем, который голубка-горлица каждый раз завязывала потуже, прежде чем отдать воланчик детям в руки. Догодела понес лекарства больной негритянке — с виду утопленница: посеревшая кожа, вздутый живот — осмотрел ее, вытащил клеща из худосочной ляжки и отправился домой через лес, деревья-великаны встретили Догоделу, корча рожи, и сомкнулись за ним, переплетясь конечностями. Нельзя разбрасывать крошки в лесу, голодный тигр крался следом и подъедал их. Больше Догоделу никто не видел. Напрасно его жена, крупная, но робкая, махала на пороге фиолетовым шарфиком, обычно прикрывавшим зоб; чешуйчатый зверь выгнул спину в грязном озере, подняв при полном безветрии высоченные волны. Бедный Догодела, Маленькая Река! Впрочем, даже если бы на горизонте Изабель возникли новые женихи, вряд ли Мадам согласилась бы спрятать королевские глаза за лорнетом, висевшем на пышной груди. Все эти годы Цезарь, бродяга, бездомный, уходил из Фредега в Дом Наверху и возвращался обратно, отмечая своим появлением солнцестояние и равноденствие. Три старые кузины, ко всем их прочим уродствам добавлялись панталоны из грубого льна, перехваченные под коленкой вязанной крючком подвязкой, взяли курс на смерть. («Скоро, скоро, — шептала Мадам