Духовные упражнения - страница 53

Христиане — народ, склонный к самокопанию. Мы приучены сразу искать свою вину. Поэтому так много разговоров о свирепых старухах и невежественных священниках, о строгих монашках и неповоротливости нашей церковной бюрократии. И мы с жадностью ищем знаменитостей, принявших христианство, собираем целые каталоги высказываний известных людей — вот и этот актер нас похвалил, вот и эта писательница, смотрите, как тепло отозвалась о Церкви!

Меня глубоко оскорбляет это нелепое попрошайничество! Словно целое общество замечательных людей вдруг поразил некий «холопский ген», комплекс старухи-приживалки!

Каждый день выходить в город в подряснике — это испытание. Нервное занятие. Люди бессознательно указывают тебе на твою неуместность. Не потому что они плохие, просто общество стало слишком секулярным, и серьезное отношение к религии принимается как опасное чудачество. Человек верующий вынужден тратить значительную часть своих сил на сопротивление этому глухому давлению отчуждения. Другими словами, просто быть верующим в наше время требует огромной затраты сил. Это можно сравнить с теми эмоциональными затратами, которые уходят, скажем, у начинающего писателя или музыканта на преодоление сопротивления со стороны близких и родных, которые стройным хором смеются над его увлечением, стыдят, призывают быть как все и «тупо зарабатывать деньги».

Человек — существо социальное. Без поддержки тех, кто рядом, без их одобрения и ободрения очень непросто. Этот барьер отчуждения хорошо знаком людям, неожиданно для близких решившим заняться спортом или танцами. Просто выйти на пробежку первый раз — это целое приключение! Вот об этом я говорю, когда пытаюсь описать эмоциональное напряжение, в котором живет верующий человек.

Почему так важно отдавать себе отчет в этих эмоциональных затратах? Если сопротивление среды достаточно высоко, то на его преодоление уходит порой столько сил, что на творчество уже почти ничего не остается. Я это подчеркиваю, потому что мы, люди, склонные к самоедству, имеем привычку предъявлять себе завышенные требования. Но наш эмоциональный заряд не безграничен. Если вы его почти целиком тратите на сопротивление давлению светского окружения, не ждите от себя великих прорывов.

Я годами находился в такой эмоциональной осаде, гуляя в своем «вызывающем наряде» по городу. И вдруг что-то случилось. Видимо, я повзрослел. Неожиданно мне открылось, что этот город, по которому я хожу, такой же мой город, как и тех, кто ходит рядом. Я не нуждаюсь в снисходительных взглядах, я не обязан отчитываться ни перед кем. Это моя страна, это мой город, и я такой же гражданин, как и все прочие. Я не приживалка, выпрашивающая объедки в ожидании, что ее кто-то подберет или приютит. И самое главное: я не обязан ни перед кем оправдываться.

Оправдание — жанр, к которому церковные люди так привыкли, что уже и не замечают его противоестественности. Любая дискуссия между священником и светским журналистом превращается в бесконечный и унизительный поток оправданий Церкви перед широкими народными массами, которым чаще всего и дела нет ни до Церкви, ни до ее оправданий. Они просто развлекаются.

Будь моя воля, я бы исключил слово «апология» из церковного лексикона. Наше дело не апология, а Евангелие. Мы несем людям истину о Христе, благовестие вечной жизни. Это достоинство и великая честь. Невозможно нести благовестие с виноватым видом. Истина говорится с высоко поднятой головой. Истину говорят самозабвенно, так что не надо вспоминать на каждом шагу о своем недостоинстве. Когда речь идет не обо мне, а о Христе, я не стану прятать глаза и оправдываться.

Откуда это желание понравиться светской публике? Откуда это заискивание перед людьми безразличными?

— Да, но на вас кровь, пролитая инквизиторами, и шельмование Галилея!

— А на вас кровь тысяч убитых священников!

И к чему приведет этот спор? Количество дураков по ту и другую сторону одинаково, и если мы продолжим диалог в жанре апологии, он ни к чему не приведет, потому что Церкви не в чем оправдываться перед обществом, как и обществу перед Церковью, потому что речь идет об одном и том же.