Дурная кровь (СИ) - страница 9

стр.

— Да? — Бере совершенно не ожидал услышать нечто подобное. — И почему же?

— Потому что мастер Бенедиктус, наш почтеннейший знаток древних мистических культов, и его очаровательная внученька несколько… запустили ту работу, которой должны были заниматься. Я ничуть этим не удивлен: за последние годы Бенедиктус очень сильно сдал. Склероз, диабет, сердце — словом, возраст. Большую часть его работы в архиве делала Анжелис. — Ван Затц помолчал. — Двадцатидвухлетняя девушка делала то, чем должен в идеале заниматься опытный и подготовленный маг-скриптолог. Бенедиктус считал, что она справляется, а я — нет. Так что сейчас я ожидаю, что новый сотрудник наведет в наших делах порядок. Это надо сделать в ближайшие сроки, пока новый второй лектор не вступит в должность.

— Вот как? А кого, если не секрет, вы планируете на эту должность?

— Это будут решать там, — Ван Затц показал наманикюренным пальцем в потолок. — И вот тебе мой совет, Бере: если ты намерен задержаться в университете, оставь свои солдафонские привычки и не старайся узнать то, что тебе не положено.

— Секрет, значит, — Бере развел руками. — Ну что ж, попробуем вести себя хорошо. Какое жалование вы мне положите, мэтр?

— Для начала обычное жалование лаборанта. Если покажешь себя хорошо, я обещаю устроить тебе персональный грант. Ну, и конечно режим благоприятствования для научной работы. Ты еще не забыл древние языки?

— Думаю, что нет.

— Хорошо. Сегодня я представлю Совету твою кандидатуру на должность лаборанта-скриптолога. Думаю, Совет не станет возражать, но все формальности займут дня три-четыре. Зайди ко мне в начале следующей недели. Как только приказ о твоем приеме на работу будет подписан ректором, получишь небольшой аванс. И позволь, я дам тебе совет, как его лучше потратить — купи себе новую одежду и башмаки.

— Непременно, мэтр Арно, — Бере поклонился с преувеличенной церемонностью. — Слезно благодарю за оказанное мне внимание и положительное решение вопроса. Я буду с трепетом в душе ожидать решения Совета.

— Не сомневаюсь. Можешь идти, у меня еще много дел.

— «Жалкий червь, — подумал Арно Ван Затц, когда Бере Беренсон вышел из его кабинета. — Проклятый неудачник. Сидит по уши в дерьме, но даже в этом состоянии пытается показать свой гонор. Жаль, что ситуация складывается серьезная, я бы с этим скоморохом по-другому поговорил бы…»

— «Надутая чванная бездарная обезьяна, — подумал Бере, выходя из приемной декана. — Прямо облагодетельствовал меня, чтоб его разорвало! Но что-то тут нечисто, кишками чую. Сдается мне, что сиятельный мэтр Арно чего-то недоговаривает. А вот чего? Интересно бы узнать…»

Глава вторая

В таверне «Дженна-распутница», расположенной в одном квартале от кампуса, было тихо, прохладно, пахло жареным беконом, ванильными сухарями и свежим пивом. Многолюдно тут бывало только по вечерам, а пока Бере оказался единственным гостем. Дядюшка Густаво как всегда восседал за своей конторкой с большой кружкой эля в руке. Бере подошел ближе и поклонился.

— Как поживаешь, старина? — спросил он.

— Хорошо, благодарение богам и королю, — ответил Густаво. Он был глуховат и потому всегда говорил очень громко. — Давно тебя не видел, чертов ублюдок.

— Мне было некогда, я спасал мир. Нальешь в долг?

— Что, за спасение мира перестали платить? — Дядюшка Густаво стер с пышных усов пивную пену. — Эля или покрепче?

— Кварту портера и что-нибудь пожрать.

— Ты мне должен две гинеи шесть сантимов, ты помнишь?

— Разумеется. Расплачусь на следующей неделе.

— Нашел работу, да?

— Вроде того. И, пожалуйста, скажи Мими, чтобы не сыпала в жаркое столько соли.

— Поменьше соли в жратве, поменьше воды в пиве, — прокричал дядюшка Густаво. — Не угодишь на вас, сволочей. Ладно, иди, снимай плащ.

Портер был холодным, восхитительно свежим, и Бере с наслаждением сделал несколько глотков. Вот пусть что угодно говорят, но лучшего пива, чем в заведении Густаво, во всем городе нет. Даже король вряд ли пьет такой вот замечательный портер…

— Мэтр Беренсон?

Бере вздрогнул и едва не пролил пиво. Человек, возникший у его столика как из-под земли, был серым, невзрачным, каким-то пыльным, мятым и поношенным, словно давно не стиранный старый камзол. А главное, он был Бере совершенно незнаком.