Дурная слава - страница 53
Наташа откинулась на подушку, пробормотав: «Нужно попробовать поспать, раз уж я беззаботная безработная».
Но уснуть не удавалось. Мысли все лезли в голову. Что делать дальше? На деньги, которые она получила при увольнении, месяц-другой продержаться можно. И искать работу. Может, вернуться назад? Стыдно. Ее так уговаривали остаться! Все — от директора до препаратора. Она твердила, что больше не может жить на копейки. И это правда! Нищета угнетает, она унизительна. Но, оказывается, ей не все равно, как зарабатывать деньги. И есть вещи, которые она не будет делать и за миллион долларов…
Зазвонил мобильный телефон. Наташа потянулась к трубке:
— Алло?
— Наташка? Ты где? — раздался испуганный голос Катерины.
— Дома.
— А тебе звоню, звоню, никто трубку не берет!
— Ой, у меня же телефон отключен, — вспомнила Ковригина. — Перезвони, я сейчас включу.
Телефон она отключила шестого вечером: не хотелось ни с кем общаться после злополучной конференции. Седьмого утром ее вызвали на работу по мобильному. И о том, что аппарат бездействует, Наития благополучно забыла. Едва связь была восстановлена, телефон задребезжал.
— Наташка? Ты что, уволилась? — испуганно проговорила Катерина.
— Да, — откликнулась Ковригина.
— Ничего себе… А я вышла сегодня на сутки, июню в лабораторию, а грымза с таким сладострастием сообщает, что, мол, Ковригина здесь больше не работает.
— Она и не работает, — весело откликнулась Наталья.
— А что она делает?
— Валяется в кровати с ангиной.
— Господи, Наташа, ну зачем ты написала заявление? Может, все рассосалось бы. Может, она бы к тебе привыкла.
— Не может! Мы с ней разных биологических видов. В одну узду запрячь не можно… Ты бы смогла работать, каждую минуту ожидая удара в спину? И потом, у нее какая-то непонятная власть над теми. Даже генеральный…
— Генеральный директор уволился, — сообщила Катя.
— Как?
— Так. Съездил в Москву, вернулся и уволился.
— Ничего себе…
— Мой Стоянов тоже уходить собирается. Значит, и мне придется работу искать.
— Почему это? Ты-то при чем? Ты хорошая медсестра, никому не мешаешь… А Стоянов чем провинился?
— Так его генеральный привел. А теперь его нет, значит, и Стоянова уберут. Вон и повод есть: Бобровников умер. Теперь на Стоянова шишки повалятся — плохо лечил. Хотя не он его лечил, а…
— Как — умер? — ахнула Наташа. — Я же с ним говорила буквально три дня тому…
— Сегодня ночью умер. Вот так. Правда, умер он на отделении Никитенко, но кто же спросит с жены Стрельцова? Не Стрельцов же!
— Никитенко — жена Стрельцова? — удивилась Наташа.
— Ну да, а ты что, не знала?
— Откуда? По радио не объявляли. Как жаль Бобровникова! Какой был замечательный человек! Умница такой… — вздохнула Наташа.
— Видно, не пережил смерти жены. Знаешь как у них, у стариков? — Один другого за собой тянет.
— Да, это верно… А кто теперь вместо генерального?
— Стрельцов. Говорят, он теперь будет всем руководить.
— Что ж, получается, что я приняла правильное решение. А почему генеральный ушел?
— Не знаю… Говорят, из-за облавы.
— Какой облавы?
— Рождественской ночью у нас облава милицейская была, и каких-то бандитов взяли, даже перестрелка была, какого-то мента крутого ранили… — Катя на мгновение замолчала и продолжила совершенно другим тоном: — Да, Елена Вячеславовна. Нет-нет, он в седьмой палате…
Запиликали короткие гудки. Наташа опустила трубку. Облава, милиция… Да ведь о том же говорили медсестры! Когда Наталия курила во дворе, переживая подделку в истории болезни Ачика Иванова, они шептались про облаву и бандитов, обнаруженных в клинике. Да не Ачик ли тот самый бандит? Уж больно смешное и нелепое сочетание имени и фамилии. Фамилия, значит, вымышленная. В тот момент Наталия не вникла в разговор медсестер, а сейчас представила себе весь ужас ситуации: ее могли вызвать для дачи показаний, ведь под фальшивыми анализами стояла дата ее дежурства! Этого только не хватало!
Наталия выскочила на кухню, бросила на стол «Кодекс», который почему-то так и держала в руках, схватилась за сигарету, закурила, тут же закашлялась — больное горло категорически возражало против никотина. Лучше выпить чаю с медом!