Дурной сон - страница 12

После смерти отца наша жизнь бесповоротно и ужасно изменилась, и сейчас, как и тогда, у меня было ощущение, что она снова изменится. Я могла только надеяться, что это будет к лучшему.

Я присоединилась к своей маленькой семье на розовых простынях, свернувшись калачиком вокруг спины Аиды, обхватив ее руками так, чтобы спутать их с руками Брэндо, мы оба прижались к ее телу. Несмотря на ее недостатки, мы оба любили нашу мать.

У нас не было особого выбора.

Она была всем, что у нас осталось.

Несмотря на то, что она не знала, что бы она делала без меня, я чувствовала к ней то же самое. На американских горках взлетов и падений, которыми была моя жизнь, Аида Бельканте была моей единственной константой.

И я поклялась прямо здесь, прижимая к себе двух самых дорогих людей во всей моей вселенной, когда они погрузились в быстрый и глубокий сон, что я буду их постоянной константой, несмотря ни на что.

Даже если для этого придется отказаться от своих мечтаний.

Даже если это означает пригласить Тирнана в наш дом навсегда.

Бьянка

Когда я проснулась, в нос ударил мягкий цветочный аромат духов Аиды, потому что ее волосы лежали у меня перед лицом. Я улыбнулась, выплывая из глубокого, спокойного сна, первого за последние несколько недель. Моя нога лежала на ее нижней части тела, одна моя рука скрещена на ее животе и лежала на голове Брэндона, прижавшейся к изгибу ее бедра.

Удовлетворение, редкое и прекрасное, пронеслось во мне.

Я хотела переехать в Нью-Йорк с самого детства, и возможность поехать туда с семьей была слишком хороша, чтобы быть правдой. Поэтому я все еще с опаской относилась к Тирнану и тем секретам, которые, как он утверждал, хочет получить от моей мамы, но в то же время была полна решимости.

Мы извлечем из ситуации максимум пользы, как мы всегда делали.

Я подвинулась, прижалась к маме, готовясь заснуть. Это было воскресенье, и я могла позволить себе немного больше отдыха в свой единственный выходной на этой неделе.

Я нахмурилась, заметив, какой холодной Аида была, прижавшись к ней. У нее было плохое кровообращение, но мы с Брэндо оба были теплыми телами под тяжелым одеялом. Я приоткрыла глаз, чтобы проверить ее.

Она лежала на спине, обхватив Брэндо одной рукой, а другую закинув за голову. Выражение ее лица было мягким и милым, ее красота была настолько острой, что у меня защемило в груди. Мои глаза снова закрылись, когда я прижалась щекой к ее груди.

Только через мгновение я поняла, что она не двигается.

Никаких легких приливов и отливов дыхания в ее груди.

Никакого приглушенного стука ее сердца, бьющегося за клеткой ребер.

Ничего.

Каждый атом моего тела застыл.

Я не моргала. Не дышала.

Как будто имитация неподвижности тела моей матери сделала бы это менее тревожным.

Это не сработало.

Она была слишком холодна, слишком инертна, чтобы принять ее за что-то, кроме того, что кричал мне мой разум.

Мертва.

Вслед за шоком паника затопила мой организм. Я встала на колени на кровати, каким-то образом достаточно осознавая, чтобы не разбудить Брэндо, когда я наклонилась над Аидой и двумя пальцами проверила пульс на ее горле.

Ничего.

Ее запястье?

Ничего.

Панический вопль застрял у меня в горле.

Ее кожа была бледно-желтой, лишенной тепла. Она была холодной и гладкой, как что-то неживое. Мои пальцы дрожали, когда я легонько коснулась ее белых, как кость, губ.

Я нависала над ней, отчаяние когтями впивалось в мои внутренности, тревога разъедала мои конечности так, что они яростно тряслись, тряся кровать.

В течение одного жестокого, бесконечного мгновения я не знала, что делать.

Детская часть меня хотела лечь обратно и заснуть, сказать себе, что все это было дурным сном, который станет лучше, когда я проснусь.

Другая, несвязанная часть моей души хотела наброситься на Аиду, трясти ее за плечи, пока она не проснется. Вставай. Черт. Возьми! Потому что мы нуждались в ней, разве она не знала этого? Разве не понимала, что при всей ответственности, которую я взяла на себя, я была всего лишь девочкой, а Брэндо — всего лишь мальчиком?

Как она могла оставить нас?

Но тут Брэндо слегка зашевелился во сне, крепче прижимая к себе пластмассовую фигурку Железного человека длиной в фут.