Душа убийцы — 2 - страница 20

— Вот уж не трудно!

Она растерялась. Несомненно, она растерялась! Несомненно, теперь уж она листает словарь. Словарь своих заумных готовеньких фраз. Он наслаждается, представляя, как теперь уже перед ее горячечным взглядом проплывают страницы, строчки нажитой мудрости. Пусть не старается! Там, в этих страницах, таких, как он, нет! И ничегошеньки она там не найдет!

Но что за чушь шелестит в трубке?

Ах, она не знает ЕГО! Ну да, разумеется, разумеется. Как же, ОН попрет на рожон! Ах, ах, как испугались! Слыхали про этого одинокого и коварного, трижды опасного из-за отнятой утки! Ах, ей жаль не ЕГО, а — милого Бо? Ах, ах, ОН может придумать такое, такое, что никому никогда?..

— Приезжай! — вдруг услышал.

Что? Сломалась? Ну нет, пусть повторят, пусть потверже повторит, ну-ка, еще! А еще?

— Боренька, действительно любишь?

Как не в жилу ему эти нежности! Но… надо что-то сказать. Заслужила. Старалась.

— Дорогая, — произносит ленивым баском. И ищет, ищет другие слова. — Я… — но что надо сказать? Чего говорят в таких случаях? — У тебя… У тебя мясо сгорело! — кричит он внезапно и радостно.

Она веселеет.

— Ну, правда, не мясо, но ты угадал: там все сгорело! — Какой все-таки славный! Какой замечательный мальчик! Как, как угадал? Ей отчего-то так хорошо оттого, что он угадал!

— Как, как ты угадал? — восклицает она не медленно и голосом вовсе не низким, а быстро-быстро и тонко, совсем как девчонка. И смеется освобожденно, легко, чуть привсхлипывая: — Ну, уж если ты угадал….

Так хочется броситься в авантюру! Вниз головой. Не раздумывая. Ей хорошо. Ей чудится в этом угадывании счастливое предзнаменование. Подумать только, что снова может быть так хорошо! Так хорошо, как… лет пятнадцать назад. Так, как — казалось — не может уже быть никогда!

— Все! — кричит он. — Заметано! Еду!

Лет пятнадцать назад Бо ходил в детский сад.

— Паспорт, любимый плюшевый мишка и два чемодана! Три автомобильных гудка — уговор сохраняется! — кричит он, довольный.

А она слышит только одно: сохраняется!

Говорят, она хорошо сохранилась.

Сохранить, схоронить, господи!

Он затягивал шнурок последней кроссовки, когда затрезвонило.

— Алло? — спросил очень спокойно.

— Слушай, ублюдок!..

Еще один голос. Где набрал столько подонков?

— … не быть мне шепелявым…

Что же, сразимся!

Он резко присел, увернувшись от удара «руки-копья», и поднырнул под руку с ножом. И выбросил пятку, целя в грудину. И снова присел, уклонившись от нападения сзади. И отпрыгнyл от камня, летящего с крыши…

Проклятый морковный галстук! Будто воочию увидел себя, распростертого на асфальте, и волосы налипли на лоб, и этот ручей из открытого горла!

Содрал, зашвырнул. И взял, и вложил в ладонь нечто. Примерил: ладно устроилось в кулаке! Отличная штука для того чтобы разнести черепушку!

И в который раз завизжал телефон.

Побежал по квартире. Выключил газ, электричество. Телефон все визжал, как истеричный ребенок-барчук.

Готовый на все, помчался по лестнице, одолевая пролеты в один-два прыжка, опираясь на руку, и с каждым прыжком ощущая прибывание силы, уверенности. Эх-х-х!

Когда выскочил из подъезда, какой-то небольшой, совсем плюгавенький человечишка прыгнул к нему и ударил сухоньким кулачком. Попал как раз в завиток у виска.

Инстинктивно придержав вооруженную руку, нанес удар правой. Удар был не сильный, с мгновенным учетом массы противника и так, чтобы встретить нападение сбоку. Но удар был выверен в самую челюсть. Головка откинулась, тело рухнуло, из уголка рта выползла струйка.

Отпрянул, рыскнул взглядом по сторонам: никого!

А человечишка лежал неподвижно. Неестественно неподвижно. Такой маленький человечишка с обезьяньим лицом.

Потрепал по щеке:

— Выспался, дорогуша?

Нет ответа.

Осторожно опустил в урну «улику умышленности». Глухо звякнул металл. И только тогда вдруг опомнился: что натворил? Так полудурок-преступник закуривает после убийства, теряя спичку-улику. Звено, определившее сыщику след!

Преступник?

Убийство?

Он вздрогнул. Случалось, посылал в нокаут противника — но никогда не задумывался о последствиях: у каждого проблемы свои!

Человечишка так странно безволен. И нет никого, кто бы мог подтвердить, что тот сам напоролся.