Душегуб - страница 14
Рядом растянулся бледнолицый хорёк, что брезгливо отстранялся от меня минутами назад. Шатая башкой, он выдал такой мерзкий вопль, что уши задрожали. Пришлось сбрасывать ноги со столешницы и вырубать глиста. Сломал ему нос – будет местному докторишке работёнка.
Еле закинул пятки обратно: алкоголь уже расшатал мозги. Ощущения такие, словно оказался на палубе с кровожадными пиратами. Вокруг уже берут фрегат на абордаж.
Рушат об спины стулья, разбивают об головы бутылки и втирают стекло в морды. Дикари, чтоб их.
Двумя злыми слонами вбежали вышибалы. Эх, сейчас начнут молотить дубинами всех, до кого дотянутся. Меня не тронут: не решатся.
Неожиданно кто-то налетел на меня и свалил на пол. Расплескал всё моё пиво, нож ему под глаз! В голове заворчал свирепый вихрь пьяного забвения, лишающего тело всякого намёка на послушность. Слепнущие глаза успели выхватить из шатающегося марева шляпу, после чего мир обратился в чёрное нечто…
20:13
Марк
У моей маленькой избушки на пригорке уселся вечно недовольный всем Уолтер Крус. Пряча косматую голову под фуражкой, он обнял себя за плечи. Вечно нацепит глупую тонкую куртку, которую с чего-то вдруг считает модной, и мёрзнет в ней.
Поднявшись со ступеней, Уолтер злобно прохрипел:
– Привет, Марк!
– Привет, Уолтер, – мы обменялись рукопожатиями. – Я же просил отчёт оставить у Тима. Чего мёрзнешь зря?
– Решил убедиться, что Сэм ничего не напутал. Так ты снова с нами?
– На испытательном сроке.
Не особо уверовав в сказанное, Уолтер неопределённо покивал. Рука рефлекторно поднялась к щеке, дабы почесать страшный шрам. Получил его в схватке с обкуренным негодяем, дебоширившим в Гаваре.
– Чего это Тим так раздобрился? – спросил полицейский, поглядывая в сторону.
– Я помогал в расследовании Энгрилю – все обстоятельства хорошо знаю. У Тима не было выбора.
– Совпадение?
– Что?
Обычно за такие намёки бьют по лицу без церемоний. А этот доходяга мне по весовой категории не ровня. От него не укрылось, как мои кулаки до треска сжались. Лишь ухмыльнулся:
– Это шутка, Марк! Ты чего?
– Никогда ты шутить не умел!
– Да… Жаль Энгриля. Когда там похороны? – засобирался уходить Уолтер.
– Прямо завтра, чтоб не тянуть, – отошёл я.
Желая поскорее примириться, Крус криво улыбнулся и похлопал мне по плечу. В самом деле, стало полегче.
– Тянуть не стоит. Увидимся завтра.
Переваливаясь, Уолтер поплёлся по направлению к Центральной площади. Разве что не забывает кутаться.
Уолтер, Уолтер, ну ты и дуралей. Когда ты начнёшь хоть кому-нибудь верить, радиация над Азией выветрится. Все для тебя мрази и уроды, а ты только отнекиваешься: «шучу, мол».
Ладно, сейчас точно не до него. Пойду гляну внимательнее, что там у меня дома. По доскам, вмятым в землю поднимаюсь к бурой двери и захожу к себе. Первое, что бросается в глаза – жуткий беспорядок. Шкафы распахнуты, комоды и столы перерыты, двери настежь, на полу следы бесчинства Душегуба вперемешку с грязевыми пятнами от чьих-то крошечных подошв. Окно в гостиной разбито – через него маньяк и проник ко мне. Где что у меня лежит паршивец не в курсе.
Всё случилось этой ночью. Садист взбрыкнул, как очумелая лошадь, встал на дыбы, а в горле его заклокотало. Понял, что Васкер Чеф сказанул лишнего, не знаю как, но понял… и решил убить обоих детективов… мне повезло.
Холодно. Надо растопить печь, благо дров полно, да и после Уолтера осталось много углей.
В запасе не меньше двух десятков свечей. Установив тройку на столе, я прогнал темень ютиться по углам. А вот и отчёт коллег: три странички из блокнота, на них корявые буковки – так пишет только Уолтер.
Посмотрим: двадцатого октября, предположительно, между часом и двумя ночи, в дом проник неизвестный, разбив окно, выходящее на север. В доме злоумышленник перерыл все столы и шкафы, вытряхнув их содержимое на пол. На полу обнаружены множественные грязные следы, принадлежащие, очевидно, мужчине.
Свидетель – Карина Карфанни – заявила, что видела из окон своего дома силуэт мужчины среднего роста, который долгое время ходил по улице Европы, явно интересуясь домом Марка Феррана. Разглядеть его точнее свидетельница не смогла, так как заметила неизвестного только в одиннадцать, когда было уже очень темно.