Душевная драма Некрасова - страница 2
он считал знакомство важнейшим событием своей жизни, и влиянию его проповеди на себя приписывал громадное решающее значение. Вот почему на фоне всей современной ему «дореформенной» эпохи он усмотрел и высоко оценил только одну героическую фигуру. Вот почему он сравнил Белинского с могучим орлом, наделенным «царственной силой», – парящим под облаками.
Впоследствии Некрасов воспел и других орлов – других теоретиков «разночинской интеллигенции». И точно также признал за ними – за критиками – шестидесятниками исключительное, благотворное воздействие на себя. Точно также они были наиболее дорогими и близкими его душе людьми…
«Новое» миросозерцание было воспринято и усвоено. Песни Некрасова явились художественной иллюстрацией «разночинских» взглядов.
Идя по стопам «разночинцев», Некрасов дал суровую оценку всей культуре «отцов». Он охарактеризовал последних, как людей парализованных в своих волевых импульсах, неспособных глубоко чувствовать, не умевших победить собственную «лень» и душевную апатию, но шедших далее отвлеченных рассуждений и фраз, – как людей, в конце-концов, подчинившихся чувству горького бессилия», остановившихся на распутье (см., напр., «Сашу» и «Медвежью охоту».)
Им противопоставил он людей сильных, цельных, самодовлеющих, богатых волей и энергией личности, людей, освобожденных от всяких предрассудков.
Этот идеал личности, как известно, провозгласили «разночинцы», выступая на историческое поприще: провозглашая его, они подводили итоги приобретенного опыта. Их идеал – есть апофеоз тех психических качеств, способностей и стремлений, с помощью которых они приобрели себе право на жизнь и которые дали им неизмеримое преимущество перед людьми «старого» поколения.
Некрасову их идеал был особенно близок, потому что данные его собственного опыта намечали этот идеал. Некрасов признавал, что развитию в себе индивидуальных сил – привычке не «искать опоры» вне себя – он обязан очень многим, что именно названные привычки заставили его «идти своим путем» («На Волге»).
Силу личности сообщает труд – учили разночинцы; в бездействии кроется погибель… И Некрасов развивал их мысль, проповедуя о «доверенности великой» к труду… К труду «бескорыстному».
Именно такому труду поклонялись разночинцы, а не труду, как средству к личному обогащению: ничего общего с буржуазными теоретиками «труда» они, конечно, не имели. Истинным трудом, могущим способствовать развитию личности, они считали только такой, который отвечал «общему благу».
Вот о каком труде говорила «разночинская» доктрина.
Некрасов доказывал, что истинная любовь к человечеству должна иметь своим источником сильно развитую ненависть к темным явлениям жизни. «То сердце не научится любить, которое устало ненавидеть», – заявлял он.
Альтруистические чувства, согласно доктрине разночинца, должны быть направлены на крестьянскую массу. К крестьянству разночинцы были ближе во многих отношениях, чем «крепостническая интеллигенция». Вот почему гражданская скорбь «разночинцев» вылилась в народнические теории. Опыт молодости, «скитальческие» годы сделали сердце Некрасова доступным для широко-альтруистических чувств Разночинская проповедь дала указание, кому должны были принадлежать его симпатии.
И он заявил себя, как апостол народничества, как вдохновенный певец «крестьянского горя».
Но выйти совершенно из-под власти «феодальной» старины ему не удалось. «Старина, к несчастий, имела своих злобствующих».
Наследственные наклонности, «отцовские» инстинкты не были в нем убиты, а лишь подавлены и усыплены: они часто просыпались в нем, вносили смуту в его душевный мир, заставляли его на практике часто противоречить самому себе, своим «разночинским» убеждениям.
Некрасов проповедовал идеал цельной, сильной, самодовлеющей, энергичной личности, произносил обвинительный приговор над несамостоятельными, романтическими, барскими натурами.