Души всмятку - страница 13

   Неделя пролетела быстро. Время вообще вело себя как-то странно: еле тянулось, когда Тоня была на работе, и бежало, когда вечером она встречалось с Ноликом то на реке, то в Сталинском саду, так называли городской парк, то у кинотеатра. Спала она в это время мало, но силы откуда-то появлялись, стоило только вспомнить его еще по-детски мягкие губы и теплые руки. Он целовал ее осторожно и легко, а Тоня замирала, потому что ей тоже отчаянно хотелось поцеловать его в ответ, но она не решалась, хотя он и просил ее об этом, так как стеснялась своего неумения. Зато руки девушки начинали жить какой-то отдельной от тела жизнью и независимо от Тониного желания обнимали и ласкали Нолика, а потом, когда ноги вдруг немели и переставали слушаться, стискивали его плечи.

   Теперь сутки делились на время, проведенное с ним и без него. От его неторопливых и ласковых поцелуев, от его добрых рук начинала кружиться голова, она пьянела от новых ощущений и еще не осознанных желаний, которые, оказывается, всегда тайно жили в ней и появились на свет только благодаря ему, Нолику. Она не боялась ничего, не задумывалась над тем, что же будет дальше, она просто не могла об этом думать сейчас, когда весь ее мир сосредоточился на них двоих и на том нежном и прекрасном, что, как ей казалось, рождалось между ними.

   Остался последний вечер перед его отъездом. Они бесцельно бродили по улицам, и Нолик, смеясь, рассказывал о том, как отец, забравшись прошлым вечером на сеновал, сына там не обнаружил, а утром решил устроить допрос с пристрастием. За Нолика неожиданно заступилась хозяйка, которая стала рассказывать, каким ходоком до свадьбы был ее муж. Его мать, конечно, пробовала вразумить сына, но все было без толку. Ее ангельское терпение лопнуло, когда во время летних каникул, выйдя за папиросами, сын пришел домой через два дня. Он, как уже бывало неоднократно, собирался слезно покаяться в том, что заставил мать волноваться, но тщательно отрепетированный номер не прошел. Старушка подметала крыльцо, когда увидела свое чадо, и на его слова, что он так задержался в последний раз, запустила в сына веником так ловко, что он оставил под глазом юноши хороший синяк. Всю следующую неделю сын сидел вечерами дома, пространно рассуждая о том, что неправильное воспитание может покалечить не только душу, но и тело симпатичного, умного и талантливого молодого человека. Мать уже беззлобно на это отвечала, что главным талантом сына всегда считала умение морочить девкам головы и что она не может дождаться, когда найдется какая-нибудь умная, которая женит его на себе в два счета. Сын смеялся и говорил, что молодость и пеленки несовместимы. Однако, одна такая умная нашлась, при этом хозяйка, улыбаясь, показала на себя пальцем. Так разговор, плавно свернув в сторону, уберег Нолика от ненужных нотаций.

   Почему-то сегодня, не сговариваясь, они очутились возле дома, где он жил, а когда Нолик предложил посидеть на сеновале, то Тоня, ни минуты не колеблясь, согласилась. Собака, которую тихо окликнул Нолик, лаять не стала, а только недоверчиво посмотрела на девушку и отошла в сторону. Пахло сеном, было слышно, как шумно вздыхала корова, точно не могла уснуть, потому что кто-то ее обидел, а она не могла забыть этого и кротко переживала свою печаль в одиночестве и темноте теплой летней ночи.Ах, волшебство запахов сеновала! Жалко людей, которые не провели в этом таинственном месте ни одной ночи, у кого не кружилась голова от того блаженства, которое испытываешь, попав в совершенно иной мир запахов и звуков.

   Но Тоня ничего этого не замечала, она с грустью думала о том, что после отъезда Нолика вновь останется никому не нужной, совсем одинокой. Они долго молчали, Тоня не сказала ни слова даже и потом, когда руки его стали нетерпеливыми, а ее губы припухли от поцелуев, потому что они уже не были осторожными и легкими. Слова и вправду были совсем не нужны, поэтому Тоня просто еще крепче прижалась к нему. Она чувствовала себя какой-то неуклюжей и боялась сделать что-то, что могло бы ему не понравиться. Не было ощущения счастья, предчувствия чего-то прекрасного, не кружилась голова - она просто сделала то, что ей хотелось сделать для него, может быть, в благодарность за неделю счастья, за то, что оказалась нужной, за его ставшие за такое короткое время родными руки и губы, за то, что не обидел ее равнодушием, пройдя мимо. Когда все кончилось, он, прижимая ее к себе, прошептал: