Души всмятку - страница 5

   Но Тоня ничего этого не замечала, она с грустью думала о том, что после отъезда Нолика вновь останется никому не нужной, совсем одинокой. Они долго молчали, Тоня не сказала ни слова даже и потом, когда руки его стали нетерпеливыми, а ее губы припухли от поцелуев, потому что они уже не были осторожными и легкими. Слова и вправду были совсем не нужны, поэтому Тоня просто еще крепче прижалась к нему. Она чувствовала себя какой-то неуклюжей и боялась сделать что-то, что могло бы ему не понравиться. Не было ощущения счастья, предчувствия чего-то прекрасного, не кружилась голова - она просто сделала то, что ей хотелось сделать для него, может быть, в благодарность за неделю счастья, за то, что оказалась нужной, за его ставшие за такое короткое время родными руки и губы, за то, что не обидел ее равнодушием, пройдя мимо. Когда все кончилось, он, прижимая ее к себе, прошептал:

   -Ну вот, а ты называла меня Ноликом без палочки, - и легко, как всегда, рассмеялся.

   Еще не рассвело, когда он проводил ее до дома. Она не спросила, увидит ли его снова, а он не сказал, только попросил ее не приходить к поезду, потому что долгие проводы - лишние слезы. Она, конечно же, пришла и, спрятавшись за угол старенького деревянного вокзала, пыталась глазами отыскать его на перроне. Наконец увидела, как Нолик зашел в вагон и стал из окна поторапливать отца, который все еще прощался с другом и его женой. Тоне очень хотелось подойти поближе, но она не решилась это сделать. Он все же заметил ее, однако не рассердился за то, что она все-таки пришла, а улыбнулся и помахал рукой, ведь он был добрым молодым человеком.

   Целых десять дней Тоня думала о том, как будет жить, когда родится малыш. Эта мысль ее не страшила, и она даже каждый вечер, лежа в постели, улыбаясь, гладила свой живот, уже любя маленького сына. Но ее надежды не оправдались, ей было жаль себя, нерожденного ребенка, в это время она часто и подолгу плакала. Со временем боль притупилась и, может быть, вскоре забылась бы совсем, появись в жизни Тони другой человек, но прошло слишком много времени, прежде чем это случилось.

   Несколько лет спустя тихо во сне скончалась ее мать. А вечером, после похорон, Антонина долго сидела на стуле посреди комнаты, словно вслушиваясь в тишину и пытаясь постичь глубину теперь уже настоящего одиночества, потом достала бутылку, всегда стоящую в кухонном столе, и, налив полстакана, с трудом выпила, затем легла почему-то на кровать матери, повернулась к стене, как всегда делала она, и заплакала. Она жалела мать с ее неудавшейся судьбой, себя, оставшуюся без единственного родного человека, ей было невыносимо больно смотреть на голые стены комнаты, которые вскоре почему-то стали покачиваться, словно убаюкивая, успокаивая ее. Нельзя человеку оставаться одному в этом мире, а у Тони не было даже кошки или собаки, мать почему-то не разрешала ей принести в дом живую душу, которая сейчас могла бы, не задавая никаких вопросов, доверчиво прижаться к ней, тем самым облегчив боль.

   В то время, когда появились новые Нолики, Тоня уже пила. Они не задерживались в доме надолго: кто-то жил неделю, кто-то месяц. Она по этому поводу не огорчалась, ее волновало лишь одно - наличие спиртного. Тоню не остановило даже появление в ее жизни отца, он, как неожиданно оказалось, жил когда-то в квартире напротив.

   Цыбин Валерий вернулся незадолго до конца войны по ранению. Мать, подробно рассказывавшая сыну обо всем, что произошло в его отсутствие, упомянула и о новых соседях напротив. Их было двое: дочь и мать, решившая под старость лет найти свое счастье и недавно перебравшаяся в частный дом к овдовевшему старику. Дом был крепкий, хозяин еще бодр и говорлив, поэтому женщина радовалась и теплому углу, и счастливой перемене в личной жизни. Она считала, что ей крупно повезло, ведь одиноких женщин было много, и была благодарна старику за то, что он выбрал ее, доказывая правильность выбора каждый день, стараясь приготовить обед повкуснее, а подушки взбить попышнее.

   Дочь осталась в квартире одна, но мать надеялась, что ее одиночество не будет долгим, ведь война заканчивалась, а школьный друг дочери по-прежнему часто присылал ей письма. Судьба его щадила, и он не раз писал о своей любви, о том, как счастливо они заживут после победы.