Два балета Джорджа Баланчина - страница 15

– А тебе нравятся другие мальчики ? — тихо спросил Ирсанов.

– Сказать по правде, мне нравился один парень в нашем классе. В прошлом году.

– Ты с ним тоже купался ночью? — с укором ревности спросил Ирсанов.

– Что ты! Как-то на физкультуре, в раздевалке, я видел, как он целовался с одной девчонкой. Я его сразу же возненавидел за это. На всю жизнь.

– Но он же не был виноват перед тобой, Илюша.

– Нет, был. Был! Он ведь мне очень нравился и не замечал меня. Я ему все уроки давал списывать. Все контрольные.

– Ну вот, пройдет лето, ты вернешься в школу и вы подружитесь. Он красивый?

– Я теперь так не считаю, во-первых. А во-вторых, он дурак. А в-третьих, в этом году родители переводят меня в английскую школу. Мама там будет преподавать английский и мой 9-й и 10-й будет английский. А потом я поступлю в Герценовский.

– А ты?

– В университет. Уже на будущий год.

– Давай вместе, а?

– Там видно будет. Как родители.

Возвращая разговор в прежнее русло, Ирсанов спросил Илью:

– А ты с девочкой целовался когда-нибудь?

– Зачем? А ты?

– Три раза. Она сказала, что иначе утопится в Смоленке — есть такая маленькая речка у нас на Васильевском — очень живописная.

– Ну и пусть бы себе утопилась, — сказал Илья и добавил, — Хотя я бы на ее месте тоже бы утопился, наверное. — И с этими словами прижался к Ирсанову и положил свою голову ему на грудь. Мальчики снова замолчали. Теперь оба они полудремали и каждый из них думал друг о друге благодарно, чисто и высоко.

Ирсанов чувствовал его горячее дыхание, его ровную и нежную кожу, все мышцы его необыкновенного тела, дрожь его спины, бедер и стройных ног... Он чувствовал проворную ладонь Ильи, которой тот водил по груди и животу Ирсанова, осторожно и любовно дотрагиваясь до того места, где был в эту минуту сосредоточен весь юный Ирсанов с энергией силы, мощи и красоты. И за это он был благодарен сейчас Илье. Он был счастлив сейчас и потому напряженно спокоен —достойно и уже по-мужски. Ибо этот маленький и нежный мальчик с чувственным ртом, с распадающимися по плечам кудрями и пробудил в шестнадцатилетнем подростке Юре Ирсанове — умственно и физически уже вполне взрослом — доселе неведомое ему, Ирсанову, нравственное чувство благодарности за испытанный восторг доверия и взаимопонимания.

Юра Ирсанов не мог и не умел осмыслить происходящее, да и не нуждался в таком осмыслении. Засыпающий на его груди Илья был для него самым близким и родным существом. Глядя его по голове одной рукой, а другой осторожно водя по телу этого мальчика, Ирсанов испытывал сейчас первую в своей начинающейся жизни нежность к другому человеку — хрупкому и беззащитному, взбалмошному и все более и более притягательному и желанному. Он не знал и не мог знать, чем это обернется ему в будущем, чем обозначится в судьбе. И такое неведение тоже было сейчас счастьем Ирсанова, формируя в нем новую волю к жизни.

Когда Илья проснулся, он увидел Ирсанова уже надевшим ковбойку и шорты.

Боясь разбудить Илью и не зная, как убить время, Ирсанов, подкачав велосипедные колеса Ильюшиного «Орленка», возился теперь со вторым велосипедом, предусмотрительно взятым у соседей по даче.

– Я заснул, да? — спросил Илья.

– Совсем чуток, — ответил ему Ирсанов. — Одевайся. Нам уже пора. Уже совсем утро.

Кто проводил летнюю ночь у озера и возвращался обратно лесной дорогой, залитой солнечным светом, оглушенной громким пеньем очнувшихся птиц в окружении высоких сосен, тот знает, сколь хорош и неповторим такой путь к дому. Какую-то часть этого пути мальчики прошли пешком, ведя рядом с собой велосипеды.

– Теперь у нас есть тайна, — сказал один из них.

– Да, — согласился другой. И добавил,

– Твоя и моя. Наша.

– Да, — сказал Ирсанов. — Только наша.

И ловко вскочив на велосипеды, они быстро, даже слишком быстро помчались по влажному асфальту в сторону еще не проснувшихся дачных домиков и строений.

Когда мальчики вошли в дом, настенные часы пробили без четверти четыре утра. Родители Ильи это лето проводили в Болгарии, и Илья оставался на попечении своей бабушки. Единственной ее заботой было накормить единственного и любимого внука, все прочее в каникулярной жизни Илюши ее не интересовало. Боясь разбудить бабушку, мальчики тихо прошли на маленькую веранду, где она еще с вечера приготовила для Ирсанова раскладушку. Илья занимал в этой застекленной комнатке довольно большую металлическую кровать с панцирной сеткой и огромной подушкой.