Два цвета - страница 16

Вбегает  Р е й н г о л ь д.

Р е й н г о л ь д. Гельмут, она сбежала!

Г е л ь м у т. Кто?

Р е й н г о л ь д. У р с у л а. Она стояла позади меня, а потом я оглянулся — ее нет. Она сбежала.

Т е о. Ну и хорошо, что сбежала. Никому она здесь не нужна.

Г е л ь м у т. Дрянь!

Р е й н г о л ь д. Она нас выдаст!

Т е о. Не выдаст. А пропадать ей с нами… ни к чему.

Р е й н г о л ь д. Почему пропадать?

Т е о. Ты что, мой миленький, надеешься выбраться отсюда? Могу тебя успокоить, свиные ножки у деда жрать тебе не придется.

Р е й н г о л ь д. Зачем он меня пугает, Гельмут? Ты ведь сказал, что мы уйдем отсюда?

Г е л ь м у т. Уйдем. Тео не всегда удачно шутит. Пошли. С русским останется Дитер.

Гельмут, Тео и Рейнгольд уходят.

На стенах портреты великих немецких ученых — Гумбольдта, Кеплера, Лейбница, Вирхова. В о е н в р а ч  заканчивает операцию, снимает маску, бросает резиновые перчатки в таз.

В о е н в р а ч (санитарам). Все. Забирайте.

Входит  Т а м а р а.

Ну как там наш лейтенант?

Т а м а р а. Плохо. Бредит. Все время Андрея зовет.

В о е н в р а ч. Температура держится?

Т а м а р а. Повысилась.

В о е н в р а ч. Скажи старшине, чтобы еще раз позвонил Рощину…

Т а м а р а. Звонили. Сто раз звонили. Нету его нигде.

С а н и т а р ы  вносят  Л и ф а н о в а.

В о е н в р а ч. Маску. Перчатки. (Подходит к Лифанову.) Как дела, лейтенант?

Л и ф а н о в. Болит, зараза… Ну, ничего, потерплю. Вы бы только Андрюшку разыскали… мне бы тогда… спокойнее было.

В о е н в р а ч (делая знак Тамаре). Тамара, ты, кажется, говорила, что Андрея где-то видели?

Т а м а р а (растерянно). Да… Седьмой сказал, видели его… у Подтосина.

Л и ф а н о в. Видели?.. Слава богу.

В о е н в р а ч. Ну, лейтенант, в добрый час. Начинается операция.

К о р о б к о в  и  С и н и ц а  проверяют линию. Появляется  У р с у л а.

С и н и ц а. Стой! Коробков, смотри! Из подвала какой-то немец ползет со своим «фаустом». Ну, берегись, Коробков… Сейчас как… жахнет — и все, был Коробков — нет Коробкова…

К о р о б к о в. Где твой немец? Не вижу.

С и н и ц а. Да вот, гляди, из подвала лезет… (Пригнул Коробкову голову.) Лишняя она у тебя, что ли?

К о р о б к о в (обиженно). Лишняя… У меня не лишняя. Вот у тебя, я гляжу, лишняя. Какой же это немец, когда это… девка?

С и н и ц а. Вроде и верно, девка… А девка — что? Вот как вытащит пушку, как жахнет… и все, Коробков.

К о р о б к о в. Какая там пушка! Зонтик у нее… Не видишь, что ли?

С и н и ц а. А зачем этой рыбке зонтик? Дождя вроде нет? (Шепотом.) Это, Коробков, никакой не зонтик.

К о р о б к о в (сердито). Как не зонтик?

С и н и ц а. А так… Новое секретное оружие. «Фауст» замаскированный. Вот она сейчас жахнет… и все.

К о р о б к о в. Да она дрожит, бедняжка.

У стены, прижавшись, стоит  У р с у л а, испуганно смотрит на солдат.

С и н и ц а. Немочка… Гляди, Коробков, ничего из себя немочка… Все на месте — ноги, руки…

К о р о б к о в. Девчонка… Чего она боится?

С и н и ц а. Нас боится. Тебя, Коробков, боится. Думает: вот как возьмет Коробков свой автомат, как жахнет… и все, нет немочки…

К о р о б к о в. Что я, ирод какой — детей стрелять?

С и н и ц а. Им Гитлер так объяснил, что мы для них хуже всяких иродов.

К о р о б к о в. Может, она голодная? Консерву ей дать… (Кричит.) Консерву хочешь?

Урсула испуганно смотрит, убегает.

А как думаешь, Синица, на что ей зонтик? Дождя-то нет.

Д и т е р (подходит к Андрею). На, глотни. Только быстрее, пока они не вернулись. (Подносит ко рту Андрея фляжку.)

А н д р е й (отпил). Болотом пахнет.

Д и т е р. Другой нет.

А н д р е й. И за то спасибо. Увидел бы Гельмут, тебе несдобровать бы.

Д и т е р. Он был бы прав.

А н д р е й. Зачем же ты дал мне воды?

Д и т е р. Пей.

А н д р е й (усмехнулся). Жалостливые вы. Перед тем как прикончить, напиться даете, покурить?

Д и т е р. Если бы это зависело от меня… я бы не стал тебя убивать.

А н д р е й. Не стал бы?

Д и т е р. Я не вижу смысла в том, что мы делаем… Война уже проиграна…

А н д р е й. Смысла не видишь, а взрывчатку таскаешь?

Д и т е р. Мой отец никогда не был нацистом. Я знаю, он не любил Гитлера, хотя никогда не говорил об этом. И все-таки он пошел на фронт… И воевал… И погиб… Не мог не пойти…