Два друга - страница 13

И Даль не подвела старого судью. Она еще трижды завоевывала дипломы первой степени при других судьях и в других городах, в том числе и на московских состязаниях.

Травы косят рано утром, пока не спала роса, пока они нежатся в прохладной дремоте. А день уходил на сушку и уборку сена, пропахшего медом и цветами. После каждого трудового дня увеличивалось число стогов.

В сенокосную пору я любил бывать в стане головинских колхозников. Все здесь казалось необычным, особенно, когда мы с другом стерегли табун коней. Бывало красным огнем горит и дымится теплина. Пламя то вспыхивает и бросает кругом алое отражение, то разом исчезает, и все погружается во мрак. Насытившиеся лошади крепко спят. Мой пойнтер Ромка храпит неимоверно. Не раз я пытался оставить его в шалаше, но ничего не получалось. Он плакал, как малое дитя. Зато умница Даль беспрекословно повиновалась своему хозяину и одна «домовничала», охраняя жилье.

Коротки и светлы летние ночи.

— Нам пора, — говорит Борисов.

Тушим теплицу и медленно идем к Волге. Ромка тащится сзади и, мне кажется, что он еще не проснулся. Я останавливаюсь, кладу руку на его голову, ласкаю, а он силится смотреть на меня, но глаза плохо повинуются, и в эту минуту он чем-то напоминает мальчишку, которому нарушили сон.

Вот и река. Она тиха, и только там, где распущена леска жерлицы, вода рябит. Это гуляет попавшаяся на живца рыбина. Михаил Иванович медленно подводит добычу к кромке воды, ловко подсачивает, а потом выбрасывает полупудовую щуку на берег.

Оказавшись на суше, рыба бьет хвостом, извивается, и это очень пугает Ромку. Он прячется за меня, нервничает, сон у него, как рукой снимает, и, чтобы успокоить пса, Борисов кладет щуку в мешок. Мы осматриваем другие жерлицы, снимаем еще несколько рыбин и идем в стан. А в это время из-под редеющего тумана проникают сперва алые, потом красные потоки раннего света. Лагерь уже проснулся, и косцы молча уходят на покос.

Пойманную рыбу мы сдаем на кухню дяде Семе, берем Даль и вместо положенного отдыха идем к Ивановскому озеру искать дупелей.

Добрая и ласковая Даль относилась к Ромке, как относятся старшие к младшему. Иногда шалила с ним, ругала посторонних, если те дерзко относились к молодому повесе. Часто уступала ему свою миску с кормом. Но стоило собакам пойти в поиск, как всякие скидки и чувства старшего к младшему кончались. Работу по дичи Даль считала делом серьезным и, если Ромка чем-либо мешал ей, она злилась, показывала зубы и готова была дать рвань неопытному пойнтеру.

Даль имела сильное чутье и иногда причуивала птицу за 50–60 метров, и Ромка по своей неопытности не мог работать с ней в контакте. Когда Даль замирала на стойке, Ромка не секундировал ей, а уходил вперед на такое расстояние, которое определялось его чутьем и только тогда делал стойку. Тут уж у них начинался форменный скандал, да такой, что приходилось разводить собак, а тем временем вспугнутая шумом птица взмывала на крыло и спокойно улетала.

И все же Ромка многому научился у Дали. К концу осени он работал, как опытная собака.

Утренние зори — лучшая пора для работы легавых по птице. Мы каждый раз использовали это время сполна. Но когда хлынут золотые потоки солнца, а потом величаво, словно на крыльях взлетая, поднимется огромное светило, воздух постепенно наполнится жаром, мы кончаем работу собак и усталые, но довольные идем в колхозный стан.

Чудесная летняя погода, близость Волги и задорная молодость парней и девчат — не обходилось без шалостей. Бывало догонят парни какую-нибудь кареокую красавицу да так в платье и искупают ее. Но долг, как говорится, платежом красен. Стоит озорному молодцу оказаться в одиночестве, как несколько здоровых дивчин, дышащих жаром, сгрудят его и окунут несколько раз в Волге-матушке. Но так случалось днем, а вечера были иными. Бывало, натрудившиеся вдоволь, возвратятся в стан, сначала приводят себя в порядок, потом ужинают, а после ужина задымят самовары, послышатся звуки баяна, и молодой высокий голос веселой дивчины Сани запоет раздольную волжскую песню. В такт запевале вторят другие певуньи и певцы, и в сумерках уходящего дня широким потоком льются звуки над великой рекой. Так продолжается дотемна, когда над рекой повиснут туманы, а по правому берегу то тут, то там зажгутся рыбацкие костры. В этот час затихал лагерь.