Двадцать тысяч лье под водой - страница 8

Что-то скажет Консейль?

Я крикнул в третий раз:

– Консейль!

Консейль явился.

– Их честь изволили звать меня? – сказал он, входя в комнату.

– Да, я звал… Собирай меня в путь, дружище, собирайся сам. Мы отплываем через два часа.

– Как будет угодно их чести, – отвечал спокойно Консейль.

– Нельзя терять ни минуты. Укладывай в чемодан все мои дорожные принадлежности, платье, рубашки, носки, бери всего побольше – как можно побольше, – не считай, да поскорее, поскорее!

– А коллекции их чести?

– Мы займемся ими после.

– Как же это? Архиотериумы и ракотериумы, ореодоны…

– Они останутся здесь, в гостинице.

– А живая индийская свинка их чести?

– Ее будут кормить, пока мы в отлучке. Да притом я распоряжусь, чтобы весь наш зверинец переслали во Францию.

– Так мы не в Париж едем? – спросил Консейль.

– О, разумеется… – отвечал я уклончиво, – разумеется… только нам придется сделать небольшой крюк…

– Какой будет угодно их чести.

– О, это крюк пустячный! Мы только несколько обогнем… обогнем прямую дорогу – вот и все. Мы отплываем на «Аврааме Линкольне».

– Как их чести заблагорассудится, – отвечал безмятежно Консейль.

– Ты знаешь, мой друг, что дело идет о чудовище… о знаменитом нарвале. Мы очистим от него моря! Автор сочинения о тайнах морских глубин, в двух томах, in quarto, не может отказаться… не может не сопровождать капитана Фаррагута! Это предприятие славное, но… но и опасное! Сам не знаешь, куда идешь. Чудовища эти могут быть очень капризны… Но мы все-таки отправимся. У нас капитан хоть куда.

– Если их честь поплывут, так и я поплыву, – отвечал Консейль.

– Ты подумай хорошенько. Я от тебя ничего не хочу скрывать. Это будет такое путешествие, из которого не всегда возвращаются!

– Как их чести будет угодно.

Через четверть часа наши чемоданы были готовы. Консейль быстро уложил вещи, и можно было поручиться, что он ничего не забыл, ничего не упустил из виду: этот парень так же хорошо классифицировал рубашки и платье, как птиц и млекопитающих.

Служитель гостиницы вынес наши вещи и сложил их в вестибюле. Я спустился вниз и за большим прилавком, который постоянно осаждала толпа приезжих, расплатился по счету. Я распорядился, чтобы мои тюки с препарированными животными и сухими растениями были отправлены в Париж, открыл достаточный кредит своей морской свинке, затем вместе с Консейлем прыгнул в карету.

Экипаж, нанятый за двадцать франков, спустился по Бродвею до Юнион-сквер, проехал по Четвертой авеню до Бауэр-стрит, повернул на Катрин-стрит и остановился у Тридцать четвертой пристани. Отсюда нас, людей, лошадей и экипаж, доставили на катринском пароме в большое предместье Нью-Йорка, в Бруклин, расположенное на левом берегу Ист-Ривер. Через несколько минут мы достигли причала, где увидели «Авраама Линкольна»; он выбрасывал из своих труб клубы черного дыма.

Наши вещи немедленно погрузили на палубу фрегата. Я взбежал по трапу на борт и спросил, где капитан Фаррагут. Один матрос провел меня на ют, там я увидел очень привлекательного офицера с отличной выправкой. Этот офицер протянул мне руку.

– Господин Пьер Аронакс? – спросил он.

– Он самый, – отвечал я. – Капитан Фаррагут?

– Так точно. Очень рад, добро пожаловать, господин профессор. Каюта ваша готова – к вашим услугам.

Я поклонился и, не желая мешать капитану командовать отплытием, попросил указать мне предназначенную каюту. «Авраам Линкольн» был отлично приспособлен к своему новому назначению. Фрегат отличался прочностью, быстроходностью и был оборудован самыми совершенными двигателями – давление пара можно было повышать до семи атмосфер. При таком давлении «Авраам Линкольн» достигал средней скорости восемнадцать и три десятых мили в час – скорость эта, разумеется, была очень значительная, но все-таки недостаточная для борьбы с гигантским чудовищем. Внутреннее устройство фрегата соответствовало его мореходным качествам. Я был чрезвычайно доволен своей каютой: она находилась в кормовой части корабля и сообщалась с кают-компанией.

– Тут нам будет удобно, – сказал я Консейлю.

– Так же отлично, с позволения их чести, как раку-отшельнику в раковине моллюска трубача, – отвечал Консейль.