Две Цены - страница 7

[1] с ухватистым, характерно фивландским толстенным древком.

Один из тардовских приятелей, выхлебав залпом кружку крепчайшего пива, которое хозяйка этого заведения, в прошлом успешная разбойница, а нынче престарелая женщина с по-прежнему скверным характером заказывала в Фивланде для особых гостей, взял в руки видавшую виды волынку и затянул такую мелодию, от которой окружающие скривились, словно вместо вина им налили уксуса. Прочие менестрели с гримасой отвращения оставили струны своих лютен и отняли губы от флейт.

— Завались! Дай пожрать спокойно! — рявкнул Тард гулким басом, прорывающимся из глубин его бороды, и кинул в горе-музыканта обглоданной костью. Гном обиженно заворчал, но игру прекратил, потирая шишку, выросшую пососедству с огненно-рыжим чубом:

— Э! Бритва, на кой ляд так сильно-то?

— Лучше иди фуры проверь. Не спер ли кто чего? Видишь, их эльфийская красноволосость не знает куда свою изнежнную задницу посадить и стоит столбом над душой. Уступи ему, а сам иди проспись.

Гном встал, одарив Карнажа красноречивым взглядом, а «ловец удачи» не смущаясь сел напротив Тарда.

— Ну? Чего скажешь, остроухий? — грубо поторопил убийца драконов.

— Я слышал, вы собираетесь…

— Я тоже много чего слышал. К делу! — перебил гном.

— Вам еще нужны бойцы?

— А что ты умеешь? У нас тут, знаешь ли, не любят тех, кто орет и бегает, когда им дракон жопу поджаривает. У нас молча рубят. Хотя, судя по твоей зубочистке островитянской за спиной, без истошных воплей в драке не обойдется.

Карнаж сверкнул глазами и потянулся к рукояти меча, но гном остановил его лениво-добродушным взглядом, оторвав его от тарелки, где прикончил вторую свиную ногу. Он успокоительно поднял руку в грубой кожаной перчатке, когда вокруг Феникса зашипели вынимаемые из ножен кинжалы.

— И тех, кто подрывается на каждый чох у нас тоже не любят, — прокомментировал поддержку собратьев Бритва.

— А я тебе не девка, чтоб меня любить, — «ловец удачи» обвел взглядом все то разношерстное сборище, которое намеревалось пустить его на ремни. — Да и какая польстится? Все твои — наемники, и главная любовь у них — это драки, шлюхи и золото!

— Да ты не робкого десятка, как я посмотрю. Не каждый стал бы выеживаться на нашу ватагу. Молодца! — Тард подвинул Карнажу кружку, которую не успел выхлебать его приятель, отправленный проверить обоз. — На вот! Охолонись маленько.

У «ловца удачи» от крепости фивландского напитка глаза на лоб лезли, но он продолжал упорно вливать в себя пойло, не давая Бритве повода для очередыных насмешек, за которые тот, видимо, и получил свое прозвище.

— Ещё одно! У нас народ идейный, а не хлам продажный. Сам знаешь: деньги деньгами, но шкуру под пламя ларонийских выкормышей некоторые умные опосля себе дороже считают подставить. Так-то… Ты зачем переться с нами вздумал? Если только за золотом, нам не по пути, — взгляд гнома стал колючим. — Из чьих будешь? Сразу говорю, ворье не берем!

— Из «ловчих удачи», — ответил Карнаж, переводя дух после крепленого пива.

— Да мы тут все ловим удачу, а еще приключений на свою задницу! — загоготал кто-то сзади.

— Завались! — одернул наемника Тард. — Парнишка не так прост. Чую, ему есть чем похвастать. Как тебя кличут, остроухий? Имя мне твое пока без надобности, а какое прозвище имеешь?

— Феникс. Может, слышал? — полукровка приготовился к еще одной порции острот и сомнений.

— Закусил бы лучше! Какой ты к чертям собачьим Феникс!? Сдох же тот в Подводных Пещерах. Говорят, выверны его там схавали.

— Рано хоронишь, борода, — Карнаж, следуя совету гнома, взял баранью котлету, положил на неё пучок укропа и оторвал зубами значительную часть. — Я еще поживу. Да так, что, глядишь, много кого и помрет!

— Не хорохорься, — было заметно, что Тард оказался в некотором замешательстве. — И вообще, чем докажешь, что ты тот самый Феникс?

«Ловец удачи» встал и повернулся перед всеми кругом, одернув куртку и демонстрируя перья одноименной птицы, вшитые на спине. Мало кому хватало смелости на такое украшение, красноречиво сообщающее всем о жестокости его обладателя, не говоря уже о мести поклоняющихся культу этих, почти мифических, птиц.