Две старые старушки - страница 13
— Ну, видишь?
Вскоре после этого она умерла.
Под ее подушкой первая старушка нашла записку: «По правде сказать, я всегда была счастлива. Все благодаря тебе. И когда я говорила „нет“, я имела в виду „да“. Поверь мне. Прощай, лапочка».
Первая старушка пошла на кухню и достала из ящика хлебный нож. И замахнулась было, чтобы воткнуть его в грудь второй старушки, с левой стороны. «Однако чего я этим добьюсь», — подумала она, царапая ее платье кончиком ножа.
Она покачала головой, поцеловала вторую старушку в губы и положила нож обратно.
~~~
ДВЕ СТАРУШКИ.
Долгие годы, прожитые вместе, они были бурно и страстно счастливы. Никогда ни тени вражды или ненависти не промелькнуло между ними.
Но вот однажды вечером одна из них сказала:
— Не знаю даже, как и начать.
— Да не надо, — сказала вторая старушка. — Я и так знаю.
— Но я… — сказала первая старушка.
— Да-да, — перебила вторая старушка.
И они поведали друг другу, что вот так, внезапно, вдруг разлюбили друг друга. Но, в сущности, добавили они, это произошло уже давно.
А если вдуматься, продолжали они, покачав головами, то так оно всегда и было.
Лучше уж было им никогда друг с другом не встречаться или, вернее, хорошенько подумать наперед.
Сорок лет назад им бы следовало быть рассудительнее. «Сами виноваты», — бормотали они.
Они стучали себя пальцем по лбу.
«Дурехи, — думали они. — Безмозглые, бестолковые дурищи».
Они потеряли сон, махнули на себя рукой, окончательно запутались и умерли.
Две маленькие старенькие старушки.
~~~
ДВЕ СТАРУШКИ.
Одна старушка сказала как-то вдруг (раньше им не приходилось обсуждать такие вещи):
— Когда я буду лежать при смерти, пусть у моей постели поет небольшой хор, а съесть бы я хотела пудинг с итальянской колбаской. И еще, если можно, хорошо бы гудение шмеля за окном. Трудно будет, конечно, все это устроить. Но уж больно мне хочется. Ладно, там видно будет.
Вторая старушка начала приготовления. Вместе с двумя стариками, жившими этажом выше, она организовала маленький хор. Она набила морозилку пудингом с колбасками. Еще она ловила шмелей и рассовывала их по банкам с медом и листиками салата. Это было самое трудное. Шмели очень скоро умирали.
«Как сохранить шмеля живым? — думала она. — Или, если понадобится живой шмель, где его взять? Как же мне все это обустроить?»
Через пару месяцев первая старушка внезапно упала без сил.
— Скорей! Скорей! — закричала она.
Вторая старушка схватила ее за лодыжки и потащила в спальню. С большим трудом втянула она ее на кровать.
Это было утром. Светило солнце. Ловя воздух ртом, стояла вторая старушка у кровати.
— Пудинг, — прошептала первая старушка.
— Ах, точно!
Вторая старушка убежала и вскоре вернулась с кусочком замороженного пудинга.
Первая старушка была при смерти. Но она лизнула пудинг и улыбнулась.
— Хор, — прошептала она.
Вторая старушка побежала наверх, постучала в дверь к старикам, и не прошло трех минут, как они уже стояли в ногах постели и пели: «Когда корабль гавань покидает», «Гряди, гряди» и другую печальную песню о приветах прощальных и слезах, взор застилающих, слов которой они не знали, а потому негромко тянули мелодию на три голоса. Потом вторая старушка кивнула, и старики на цыпочках выбрались из комнаты.
Она осталась у кровати одна. По ее щекам катились слезы.
Первая старушка постепенно проваливалась в небытие, промежутки между вдохами и выдохами становились все длиннее.
«Что же, что же мне делать? — думала вторая старушка. — Подержать ее за руку? Поцеловать? Ах да, — вдруг вспомнила она. Она подошла к окну, прикрылась тюлевой занавеской и принялась жужжать. — Жжж, жжж, — жужжала она. Солнце припекало ей затылок. — Шмель-то из меня убогонький», — подумала она.
Иногда она переставала жужжать и прислушивалась. Было тихо. Первая старушка умерла.
Вторая старушка присела к столу, отодвинула тарелку и чашку, уронила голову на руки и заплакала.
«Ох, как же худо мне сейчас! — подумала она. — Ну почему я не подержала ее за руку, вместо того чтобы стоять там и жужжать? И я могла бы сказать ей, как я ее любила, или что-нибудь в этом роде. Ведь если это последнее, что слышишь перед смертью, это же прекрасно?..»