Двенадцать звезд - страница 37
«Эта женщина в белом платье…» Не повернув головы, Долгузагар миновал пирамидку, сложенную из камней и увенчанную седлом. «…Мне хорошо знакома» — позади остались валуны, похожие на лежащих мумакиль.
«Эта женщина в белом платье…»
Не глядя, он топтал кустики травы, неживой под угрюмым небом.
«…Одна выходит из дома».
За долиной, окаймленной иззубренными, темными как железо, скалами, река повернула налево, сделавшись мельче и тише. Всякие следы растительности исчезли.
«Эта женщина в белом платье…»
Скалы постепенно становились ниже и отступали, земля делалась более ровной. Орки, свесив из пастей красные языки, уже не бежали рысцой, а брели, все чаще спотыкаясь и время от времени с тоской оглядываясь на человека.
«…Разбивает зеркал отраженья».
Очередная остановка случилась, когда на оставшиеся позади вершины начал опускаться непроницаемый полог ночи, а впереди, за последними скалами предгорий, замаячила унылая равнина. У одного из снаг нога застряла между камнями, орк, шедший следом, выругался, толкнул его, и снага с громким визгом повалился на землю с вывихнутой лодыжкой. Подвывая, он вытащил ногу из ловушки, но над ним уже собрался весь отряд, косясь то на пострадавшего, то на командира.
Долгузагар кивнул, и на его сапоги брызнула кровь.
— Ужин, — сказал комендант и отошел к берегу напиться.
Речка обмелела, вода в ней подернулась пеплом и стала горькой и маслянистой на вкус. Добро пожаловать обратно на Горгорот.
«Эта женщина в белом платье…»
Когда от снаги остались лишь ошметки доспехов, Долгузагар снова поднял орков и гнал их до тех пор, пока сам не перестал хоть что-то различать во мраке.
«…Не знает страха, сомненья».
Подняв голову от седельной сумы, служившей ему подушкой, комендант увидел, что по соседству похрапывают и стонут во сне уже не пятеро, а четверо орков: сбежал караульный боевой. Разбуженный пинком Рагаз начал было оправдываться, но замер под неподвижным взглядом Долгузагара.
Они пошли дальше по Горгороту. Через несколько часов ручей превратился в грязную струйку, а потом и вовсе распался на мутные лужицы. Беглец осушил последнюю не больше, чем за пару часов до них. Четыре предпоследние вылакали орки, пятую, морщась от горечи, выпил морадан. На зубах у него скрипели песок и пепел. Фляг ни у кого не нашлось.
Через несколько часов они увидели вдали ковыляющую фигуру. Заметив их, беглый орк попытался прибавить шагу, но надолго его не хватило, и вскоре отряд начал его нагонять. Орки приободрились, в животах у них заурчало.
Долгузагар смотрел, как орки, набросившись на беглеца, кромсают его скимитарами и рвут клыками, и ничего не чувствовал. Его вообще ничего не интересовало, кроме песни, которая мучительно стучала в висках. Но чтобы сложить ее, надо было идти, поддерживая ритм.
— Встать, — сказал он. Голос коменданта звучал так, как будто в его горле не осталось плоти, одни сухожилия. — Вперед.
Орки, рывшиеся во внутренностях мертвеца, послушались не сразу, и морадан потянул из ножен Левого. Уловив змеиный шорох металла, Рагаз вздрогнул, оторвался от трапезы и начал раздавать тумаки подчиненным.
— Вперед, — повторил комендант.
Чуть повернув, они шли на юг, вдоль гор — и в тот день, и на следующий. С невысокого пригорка Долгузагар разглядел вдалеке темную полоску валов вдоль Восточного тракта.
Он не испытывал ни жажды, ни голода. Измученные орки, сделавшиеся от пыли-пепла ровно-серого цвета, смотрели на коменданта с ужасом, как будто он был Призраком.
Постепенно местность становилась холмистой. Орки с трудом переставляли ноги, их шатало. Ближе к вечеру один из снаг захрипел и рухнул наземь. Он не сопротивлялся, когда Рагаз занес над ним скимитар: в глазах снаги уже не было страха, а одно только облегчение.
На сей раз Долгузагар дал трем оставшимся оркам насытиться и отдохнуть. Ему показалось, что он заметил какое-то движение на дороге, и комендант подумал, что вечером орки могут понадобиться в рабочем состоянии. Эта мысль далась морадану с трудом: голова у него варила плохо.