Двенадцатый - страница 3

-Я сохраню ее, Ун'Шаллах, во имя нашей долгой дружбы, - говорит он и объявляет своим подчиненным выход, - Да спасет тебя Творец, эльфийский царь.

Ун'Шаллах поднимает меч и бежит туда, где идет схватка. Он врубается в толпу врагов, сдерживаемую горсткой эльфов, и рубит их направо и налево. Во второй руке его появляется кастет, оканчивающийся длинными, словно кинжалы, когтями. Бой во дворце быстро заканчивается, благодаря вмешательству правителя, но сражение еще далеко от завершения. Уцелевшие выбегают на крепостной двор, где неприятель приканчивает выживших защитников крепости. Вокруг эльфийского царя растет груда трупов, кажется, что он один может перебить всю вражескую армию, но в его плечо впивается арбалетный болт, по боку чиркает чей-то меч, пробив и без того порванную кирасу. На него летит всадник с опущенным для удара копьем. Зазубренный наконечник входит в тело Ун'Шаллаха чуть пониже груди. Он обрубает древко и выдергивает ранившего его всадника из седла, и приканчивает, снеся мечом голову, закрытую шлемом. Силы оставляют короля-воина и он падает на колени, вонзая меч в землю и опираясь на него. Вкруг собирается едва ли не вся оставшаяся неприятельская армия, но окровавленные губы гордого эльфа не просят пощады, они произносят проклятья, серые глаза смотрят решительно и твердо. В тесный круг протискиваются два всадника. Один рослый и облаченный в доспехи, но без шлема, а другой - низкорослый горбун в черной тунике и с закрытым маской лицом. Однако они оба рыжеволосы и преисполнены страшной силы, непонятной эльфу. Собравшись с силами, Ун'Шаллах поднимается с колен и произносит вызов на поединок. Горбун поднимает руку с переливающимся перстнем, но его брат удерживает его и сам спешивается, обнажая меч. Клинки сталкиваются раз, другой, но силы не равны. Эльф бросает свой меч в горбуна, когтями парируя удар второго брата, от чего они ломаются. Клинок, однако, не долетает до цели и сгорает в воздухе. К ногам лошади падает бесполезный обломок. И тут страшный зубчатый меч-бастард настигает Ун'Шаллаха, и он падает. Горбун вновь поднимает руку и что-то кричит на незнакомом никому из присутствующих языке. Сложенный из гранитных плит замок рушится и погребает под собой своего хозяина, воздвигая ему поистине царское надгробье. То, что при этом придавило еще многих воинов, в том числе атакующих, ничуть не беспокоит ни горбуна, ни его брата. И далеко-далеко в ночи разносится их леденящий хохот, смешанный с плачем покоренного народа Ночных эльфов.

2.

Едва восток окрасился алым, Канн пробудился. Наскоро позавтракав, бродяги продолжили путь в том же порядке, что и вчера ночью: Канн впереди, Тари на некотором расстоянии. Лишь во время привала на обед, она осмелилась нарушить тишину, так любимую ее спутником.

-Куда мы идем?

-На восток.

-Зачем?

-Я хочу кое-кого повидать.

Продолжая так же клещами вытаскивать информацию, Тари узнала, что идти им еще два дня до деревушки, где обосновалась одна из бессчетных разбойничьих шаек, терроризировавших тракт, с которой Канн одно время грабил купеческие караваны.

По тракту они шли в полном одиночестве. Лишь раз за весь день вдали послышался перестук копыт, а через некоторое время их нагнал всадник. Он придержал лошадь, словно пытаясь как можно лучше разглядеть путников, потом вновь заторопился на восток. Канн заметил, что Тари сильно нервничала, пока всадник был рядом: она прятала лицо и жалась за спину мужчине. Позже девушка объяснила, что разбойники вчера напали на нее не в первый раз, и она очень боится незнакомцев, тем более таких подозрительных, как давешний конник. У ее спутника не было никаких причин не верить ей, и он предложил Тари просто сходить с дороги, как только они кого-либо услышат. Кем бы ни оказался так испугавший полуэльфку всадник, день и ночь прошли спокойно. Ближе к рассвету Канн проснулся и, увидев, что девушка так и не сомкнула глаз, предложил постоять на часах, пока та будет спать.

На следующий день, когда тени вновь начали удлиняться, они подошли к деревеньке, точно такой же, как та, из которой они вышли не так давно. Различие заключалось только в том, что над частоколом этой не полоскалось знамя барона или графа, которому местные жители платили дань. Привратник пропустил их без всяких вопросов, видимо, узнав Канна, хоть и долго смотрел вслед.