Двое в лодке - страница 8

Неизвестно, по какой причине спонсоры решили, что это место лучше остальных, но я буду молиться за этих людей и этот выбор до конца жизни, потому что именно там я встретил свое счастье.

По сути, это крошечный остров. Даже не остров, а хаотичное нагромождение скал без единой травинки и пресной воды, размером с футбольное поле. Прямо над водой возвышался сам утес – громадно-устрашающий двадцатиметровый выступ, который издали напоминал лезвие исполинского топора.

Наша лодка быстро обогнула изогнутый мыс, уходящий далеко в море, и, разрезая волны носом, поплыла к утесу. Весла натужно поскрипывали в обшарпанных уключинах, тяжело шлепая по воде, от прогнившего днища несло рыбой, но мы быстро привыкли к неприятному запаху.

Все это ерунда. Главное, чтобы не было течи.

– А ты хорошо гребешь, – заметила Марина. Она осторожно окунула руку в волны, по которым мягко серебрилась лунная дорожка. – Почти профессионал.

– Спасибо, – пропыхтел я, чувствуя, как повлажнел пластырь на порезанном пальце. Вероятно, рана снова открылась. Боль в руке синхронно пульсировала с очередным взмахом весла, но едва ли я обращал внимание на такой пустяк.

Она рядом со мной.

Моя родное, любимое солнышко. Чего еще нужно для ощущения полного счастья?!

Нас разделял всего один метр, и я буквально кожей ощущал исходящие от нее сладостные флюиды. Они были почти осязаемы.

Я хотел ее. Боже, как же я хотел ее!

Подул ветер, взлохмачивая густые волосы Марины, и она безуспешно пыталась разгладить колыхающиеся пряди.

– Оставь, – сказал я. – Ночной бриз просто показывает, что тоже любит тебя.

Она рассмеялась:

– Ты неисправимый романтик, Витя.

Утес Прощенных неуклонно приближался.

«Черный айсберг», – подумал я, обернувшись. Казалось, бесформенная махина, весившая больше небоскреба, сама надвигалась на нас, словно устав ждать гостей.

Вскоре мы были на месте. С западной стороны волн было меньше, и нам удалось пришвартоваться без особых проблем. Закрепив цепь на одном из валунов, я протянул Марине руку, помогая выбраться из лодки.

Она с удивлением осмотрела ладонь.

– У тебя кровь.

– Чепуха. Поцарапался, когда банку консервную в поезде открывал, – отозвался я. – Обуйся, и идем. Смотри под ноги.

– Ты так говоришь, будто знаешь тут все лучше меня. Словно это не я, а ты тут живешь, – усмехнулась Марина, надевая босоножки.

«А это так и есть, – подумал я, глядя, как она начинает восхождение. – Потому что сердцем я всегда находился рядом с тобой, дорогая».

Я внезапно поймал себя на мысли, что каждое движение любимой, даже простое, казалось бы, переставление ног, излучало очаровательную грацию и великолепие.

На то, чтобы взобраться на утес, у нас ушло минут десять.

– Как здесь дует, – пожаловалась Марина, обхватив руками локти.

Я осмотрел себя с ног до головы.

– Прости, не подумал, что ночью может быть холодно. А моя грязная майка тебя, к сожалению, не спасет.

– Тогда обними меня.

– Я сделаю это с удовольствием.

Пару минут мы просто стояли, крепко обнявшись, не произнеся и слова. Я чувствовал, как колотится ее сердечко, благоговейно глядя на иссиня-черный небосвод, усыпанный мириадами звезд. Они не просто сверкали в небе, перемигиваясь, будто искры от языков пламени. Звезды мягко плавали, то приближаясь, то отдаляясь, будто концентрируясь в бесформенные хлопья и лоскутья ночи, а затем вновь рассеиваясь, как алмазы, рассыпанные чьей-то небрежной рукой. Глядя на мерцающие хрусталики в небе, я вдруг представил себя летящим сквозь Вселенную, минуя десятки, сотни неизведанных планет.

«Да, я лечу… Лечу, чтобы в итоге сгореть дотла, и все, что от меня останется, – ослепительная вспышка, на мгновенье озарившая небосвод…»

Пронизывающий ветер, яростно завывающий над нашими взъерошенными головами, постепенно утихал, пока не исчез вовсе.

– Тебе больше не холодно? – спросил я.

Мы одновременно улыбнулись.

– Ты волшебник? – шепнула Марина, доверчиво взявшись за мою ладонь своими теплыми пальчиками. – Обнял меня, и ветер прекратился…

– Нет. Просто когда двум сердцам уютно вместе, природа не мешает, а иногда даже помогает.

Взявшись за руки, мы медленно приблизились к громадному корявому дереву, иссушенный ствол которого торчал прямо из расселины в утесе. Бог знает сколько лет этому странному дереву, я даже затруднялся определить его видовую принадлежность. Казалось, оно всегда было таким – мертвым, без единого листочка, со скрюченными ветками, которые напоминали чешуйчатые лапы доисторического ящера. Если бы не легенда, я решил бы, что это дерево появилось одновременно с Утесом Прощенных сотни, а то и тысячи лет назад и в таком виде дожило до сегодняшних дней – древнее, выцветшее, окаменело-выдубленное от ветров, проливных дождей и палящих лучей солнца.