Двое в темноте (СИ) - страница 4

стр.

— Не тебе вообще об этом говорить, тебе, по-моему, вообще плевать на то, кто рядом с тобой.

— Тебя цепляет что я с твоей подругой, а не с тобой?

Его губы, улыбаясь, замерли около бокала, а глаза словно угли прожигали меня. Он ждал ответа.

— Размечтался. Ты слишком много думаешь, тебе вредно. Бай.

— Когда-то я тоже был хорошим парнем. Таким, как ты говоришь. Лаковым. Только вот это было очень давно…

— Это лишь твоя вина, не её.

— В смысле? — Острый взгляд темных глаз полоснул меня, пробуждая внутри неприятное чувство. Не стоило мне так говорить.

— А так и есть. Все кого-то теряют. Только вот никто не погружается в бурю печали и апатии. — На этом я все же закончила и, развернувшись, протиснулась в толпу людей. Я вышла из бара, остановилась, вдыхая. Сумка сползла с плеча, и я достала оттуда фотографии. Он стоял там улыбающийся и счастливый с букетом цветов и плюшевой черепахой. Я резко выдохнула, сгребая пачку фоток, и вошла в бар снова.

Мэтт стоял там же с новым бокалом, ковыряя взглядом барную стойку. Поднял на меня глаза и даже не вздрогнул, когда пачка фоток упала перед ним, рассыпавшись по барной стойке.

— Вот. Я знала его с самого детства. Мой лучший друг, мой любимый. Он погиб год назад. Я смогла пережить и переступить через это, а ты нет. Ты топчешься на том же месте и ноешь как мальчишка. Как слабак.

Мэтт поднял одну из фотографий. На ней Том рисовал пейзаж, глядя на закатное солнце.

— А ты уверена? — Он показал мне фото.

— В чём? Это ты тут в депрессии, а не я, насколько я вижу. И не я пытаюсь залить это алкоголем или никотином. Я спокойно реагирую на это. А ты дёргаешься.

Он спокойно отставил бокал, потушил сигарету. Потом одной рукой сгрёб фотки, второй схватил меня повыше локтя за руку и потащил к выходу. Я пыталась сопротивляться, но в шуме бара это было почти невозможно, да и против мужской силы не попрёшь. Поэтому я молча вынесла это выталкивание на свежий воздух, а там уже гневно сверлила его взглядом, когда Мэтт наклонился ко мне. Он него разило. Он встряхнул меня, потом поднял фотки и потряс ими перед моим лицом, повторяя тот же вопрос:

— А ты уверена?

— Мне больно… — прошептала я, пытаясь разжать его каменную хватку на предплечье.

— Больно, я знаю. Знаешь что, моя дорогая? Я купаюсь в своей боли — это правда, я там погряз — это тоже правда. Но вот ты её заперла в самом дальнем уголке своей души и даже прикасаться не хочешь. Вот потому тебе так легко и далась эта смерть. Год прошёл, говоришь? А сколько раз ты плакала на этот счёт? Один раз в день его смерти? А потом решила, что не стоит?

— Ты бредишь… — Пролепетала я, чувствуя, как мешаются мысли в голове от каждого его потряхивания. — Прекрати…

— Нет, не прекращу, пока ты не докопаешься до этой своей боли, не вспомнишь, каково это знать, что его больше нет, что он больше постучится тебе в дверь, не позвонит и ты не услышишь его голос. Никогда.

Ноги подломились, внутри образовался комок, а голос Мэтта проносился в голове странным вихрем, мешаясь с воспоминания. Зачем он так говорит?.. Потемнело в глазах. Тот день словно чёрная могильная плита близилась надо мной…

— Вот. Все правильно. Тебе должно быть больно, а не пусто. Эта рана никогда не заживёт. Никогда. И ты никогда не забудешь об этом. У тебя сейчас там не шрам, а зияющая рана, вот иди и поливай её слезами, пока не закончатся.

Я буквально висела у него в руках. Я с трудом уловила сквозь вату в голову, что Мэтт вызвал такси и, кажется, дал таксисту деньги. После этого я дрожащим голосом произнесла свой адрес. Как в тумане доехала до дома, шатаясь, я вышла из машины, по лицу градом катились слезы, я лишь сдерживалась, чтобы не зарыдать в голос, стараясь, не погружаться туда, не сейчас, не на улице… А там уже закрывая дверь своей квартиры, разрыдалась. Это было и правда слишком больно. Копаться в этом… Переживать это снова…

Я думала, это будет бесконечно, это слезы, рыдания, отчаянье… я так я боялась, что меня засосёт туда… он и правда был очень важен, так важен, что я не знала, как буду жить без него. Я не хотела превратиться в Мэтта, такого же алкоголика, полоскающего своё горе в бокале вина или тушащего на кончике сигареты… но эта боль была такой осязаемой, такой ломающей меня, такой живой… Я корчилась на кровати, заливая подушку слезами, то пускаясь в бесконечные вереницы проклятий, то шепча в темноту слова молитвы, то прося прощения. Пару раз звонил телефон, после этого я выключила звук, полностью погрузившись в своё горе. Разрешая ему быть, а себе падать в него до самого дна, даже если в конце я очнусь за барной стойкой. Я физически ощущала своё падение, словно внутри ломалось все. Весь этот год, прошедший без него в ожидании исцеления. В ожидании него…