Дворец Посейдона - страница 57
– Вещество, которым медоносные пчелы вскармливают свою матку, – пояснил Гумбольдт. – Высококонцентрированная смесь жиров, белков, минералов и микроэлементов.
– И что за польза от такого корма?
– Он способствует развитию интеллекта. Мы убедились, что такое питание оказывает стимулирующее воздействие на те участки мозга, которые ответственны за речь. Не желаешь попробовать?
– Нет уж, спасибо.
Обе девушки засмеялись.
Ученый установил стул посреди каюты.
– Ну что ж, давайте попробуем.
Шарлотта проверила, хорошо ли закреплен прибор, а затем включила его. Раздался короткий звуковой сигнал, вспыхнула зеленая лампочка.
– Порядок, – сказала Шарлотта. – Теперь можете поговорить с Вилмой.
Ученый значительно откашлялся.
– Вилма? Ты меня понимаешь? Я – Гумбольдт.
Птица внезапно прекратила клевать корм и уставилась прямо в глаза ученого. В свете лампы ее глазки-пуговки красновато светились.
– Да, – прозвучал из прибора металлический голос. – Большая черная птица… Я хорошо понимать.
У Гумбольдта глаза полезли на лоб.
– Ну и дела… – развел он руками. – Вы слышали?
– Еще бы, – ответил Оскар.
– Но ведь это просто поразительно!
Гумбольдт приблизился к птице, которая ни на секунду не спускала с него глаз.
– Дай мне немного корма, – прозвучал голос из раструба.
Шарлотта протянула дяде банку, и Гумбольдт вынул оттуда две гранулы.
– Гляди, Вилма. Сколько гранул у меня в руке?
– Две.
– Хочешь их получить?
– Да. Вилма хотеть. – Длинный клюв слегка приоткрылся. – Вилма голодный.
Гумбольдт отдал птице обе гранулы и тут же обратился к девушкам:
– У меня нет слов! Вам удалось то, в чем я терпел поражение за поражением. Как вы этого добились?
– Возможно, твоя ошибка состояла в том, что ты принимал за основу строй нашего языка, – сказала Шарлотта. – Но любой из человеческих языков слишком сложен для животного. Вилма все воспринимает как строго определенные сигналы, она не в состоянии оперировать образами и понимать иронию. Она как совсем маленький ребенок – ограничена непосредственным опытом. Поэтому при калибровке звуковой катушки мы действовали от противного: ставили перед Вилмой всевозможные задачи и записывали то, как она на это реагирует. Убедившись, что записан весь ее звуковой «репертуар», мы занялись подбором равнозначных понятий в человеческой речи. После этого оставалось как можно компактнее перенести запись на звуковую катушку… и все!
Голос Шарлотты зазвенел от гордости.
– Океания сама собрала всю схему. Это была колоссальная работа – можешь представить, как трудно было разместить все узлы в таком маленьком объеме. Но мы хотели, чтобы Вилма могла свободно бегать повсюду. – Она указала на второй лингафон. – Кроме того, мы снабдили оба прибора передающим и приемным устройствами, так что теперь возможна беспроводная связь между ними. Может пригодиться, если Вилма снова заберется в какой-нибудь закоулок.
Гумбольдт протянул Вилме ладонь с еще одной гранулой корма.
– Мало, – пискнул раструб громкоговорителя. – Вилма больше!
– Я поражен, – покачал головой ученый. – Это изобретение может открыть новую эру – эру взаимопонимания между людьми и животными. – Его глаза загорелись. – Представьте, какие перспективы тут открываются! Возможно, когда-нибудь нам даже удастся понять, что думают животные. И я бы совсем не прочь поэкспериментировать с Вилмой, прежде чем заняться подготовкой к завтрашнему погружению. Могу я взять ее ненадолго на свое попечение?
– Она к твоим услугам. – Шарлотта снова рассмеялась. – Пока у тебя достаточно корма в кармане, она будет как шелковая.
Оскар не знал, что и сказать. У него кружилась голова – не то от энтузиазма, царившего в этой каюте, не то снова дала себя знать морская болезнь. А может так подействовал на него запах гранул, которыми пичкали Вилму.
В любом случае, ему требовался глоток свежего воздуха, иначе его желудок снова устроит революцию…
25
На следующий день море действительно стало гораздо спокойнее. Ветер утих, а огромные валы превратились в мелкую зыбь, лениво плескавшуюся у бортов «Калипсо». Вокруг корабля кружили чайки, наполняя воздух пронзительными криками.