Дворянская дочь - страница 3

Во время вечерней молитвы ко мне пришел отец. На нем был белый, расшитый золотым позументом парадный мундир, на плечо его был элегантно накинут красный бархатный ментик, отороченный норкой.

Выслушав от няни, что весь вечер я была сама не своя, он отпустил ее и сказал по-английски:

— Не кажется ли тебе, Таничка, что если ты хочешь увидеть свою мать, ты должна попросить прощения?

— Мама не хочет меня видеть.

Папа помолчал и добавил:

— Тебе не кажется, что ты что-то сделала не так?

— Извини меня, папа, — ответила я, понурив голову.

— Хорошо, ну а теперь ты прости, что я тебя испугал.

— А ты будешь платить мне штраф?

— Только не заставляй меня залезать под кровать и ползать между стульями, хорошо? Я уже одет для бала.

Я протянула руку:

— Поцелуй! Нет, не так, — возразила я, когда он церемонно взял ее в свои. — Я Екатерина Великая. На колени!

Отец встал на колено и почтительно поцеловал мою руку. Затем, не меняя позы, он обнял меня за талию:

— Что еще желает моя императрица?

Моего великодушия не хватило, чтобы прекратить пытки. Положив руки отцу на голову царственным жестом, я приказала:

— Уложи меня в постель и расскажи сказку.

Какую же сказку хотелось мне услышать в тот вечер? Про царя Салтана? Про Бабу Ягу? Про Снежную Королеву?

— Ты сам знаешь какую, — воскликнула я.

— Конечно же, про Русалочку! — откликнулся отец.

Много ночей провела я, представляя, что мои ноги больны и я — маленькая немая русалочка, которая любит равнодушного принца.

— Папа, — спросила я, когда его мягкий голос затих, — кого ты любишь больше всего на свете?

— Тебя, — он поцеловал меня в щеку, — и твою маму, — он поцеловал меня в другую.

— Но кого же ты любишь больше? — настаивала.

— Тебя и твою маму, — и он опять поцеловал меня, пощекотав своей шелковистой бородой. — Каждую по-разному, но обеих одинаково сильно.

— Папа, а я больше всех на свете люблю тебя!

Отец посмотрел на меня долгим, задумчивым взглядом: «Как ты относишься к тому, чтобы мама пришла сейчас и поцеловала тебя на ночь?»

— Она не захочет!

— Посмотрим. — И папа послал за княгиней Хеленой. Любимая мамина горничная-полька ответила, что ее светлость готова и ждет его светлость внизу, возле дверей.

— Передайте ее светлости, что я жду ее здесь.

Пока горничная выполняла его просьбу, отец сидел, выбивая дробь пальцами, усыпанными великолепными кольцами.

«Придет ли мама? Будет ли она сердиться на отца?» — думала я, испытывая одновременно смятение и восторг.

Мама пришла.

Я приподнялась в немом изумлении. Она была одета в придворное платье из белой парчи с застежкой из драгоценных камней. С плеч ниспадала алая бархатная мантия, отороченная соболями. Бриллиантовое ожерелье с рубином украшало ее тонкую шею. Нити жемчуга доходили ей до колен. Голову венчал алый бархатный кокошник, расшитый жемчугом, и длинная, до пят вуаль, усыпанная драгоценными камнями. Голубая лента польского ордена Белого Орла пересекала ее грудь. Она казалась сказочной, но холодной Снежной королевой, царицей ночи.

— Должна ли я подчиняться вам, словно служанка, ваша светлость? — требовательно спросила она. Отец поднялся. Если мама была Снежной королевой, то он был Ледяным королем.

— Неужели это так много — просить, чтобы мать поцеловала перед сном свою единственную дочь?

Широко раскрыв глаза, я ждала, чья сила воли одержит верх в этом поединке. Мама сдалась первой.

— Не возражай мне сегодня, Пьер, — сказала она с певучей польской интонацией. — Мне трудно подниматься по ступенькам. Эта мантия такая тяжелая.

— Трудно? — отец пристально посмотрел на нее. — Тебе нехорошо?

— Я не… больна. — Выражение ее лица преобразилось, став мягким и многозначительным, таким, каким оно было тогда, во время поцелуя. Грациозным движением она протянула отцу руку.

— Елена, дорогая, это правда? Ты уверена?

— Абсолютно. Я хотела сказать тебе об этом еще днем, но Таня мне помешала.

— Дорогая, поверь, я так рад.

И он покрыл ее руки поцелуями.

— Прости меня. Может быть, нам лучше остаться дома?

— Нет. Мы должны ехать. Но после сегодняшнего вечера, — мама подошла к моей кровати, — я буду больше времени проводить дома, с нашей дочерью.