Дворянская дочь - страница 56

На рассвете бал наконец подошел к концу. Снова я стояла с отцом в вестибюле, теперь уже прощаясь с гостями. Держа в руках увядшие букетики и потрепанные шлейфы, девушки спускались по лестнице, сонно слушая прощальные нравоучения своих матушек и сопровождающих их пожилых дам. Стиви и Казимир уехали одними из последних. Еще раз я восхитилась тем, как он поцеловал мне руку, и шелковистостью его волос. Он был гладкий и сильный, как хорошая породистая лошадь, и его так же хотелось погладить по голове.

После его ухода я сразу почувствовала себя одинокой. Вестибюль опустел. Остались только музыканты, которых ждал ужин.

— Ну как, повеселили мы сегодня нашу маленькую девочку? — спросил отец.

— Да, конечно… спасибо! — я бросилась ему на шею.

Затем более чинно я поцеловала руку бабушке и, почти засыпая на ходу, отправилась наверх.

Снимая с меня мой пышный наряд, мои горничные расспрашивали о подробностях бала, пока няня их не оборвала:

— Эй, вы, девки, неужели не видите, что она уже валится от усталости, голубушка, а вы надоедаете ей своими глупыми вопросами! Ступайте-ка прочь!

— Няня, — сказала я, нырнув в постель после короткой молитвы, — ты видела его?

— Это кого же? — спросила она в своей лукавой манере.

— Моего брата, моего единственного, моего Стефана, моего милого принца.

— Это где же я должна была его увидеть, уж не на балу ли, со всеми этими великими князьями да великими княжнами? Нет, не видела я князя Стефана. Но знать-то его я знаю, он ведь приезжал сюда со своими родителями в день твоего рождения… и такой озорник он был в два года, даже хуже, чем твой отец, доченька моя.

— Няня, — я была польщена сравнением, — не правда ли, он хорош собой?

— Это он-то хорош, лопоухий?

— Но он ужасно сильный!

— Тут уж твоя правда, голубка моя, настоящий богатырь. И сыновья от него будут что надо, это точно.

Я вспомнила слова тети Софи о самом чудесном переживании в жизни женщины.

— Няня, я хотела бы подарить ему сына.

— Сына — кому, поляку, чтобы он воевал против России, против твоего собственного отца, может быть? Забудь об этом, душа моя. Такого никогда не будет.

— Почему не будет? Если наш государь сделает дядю Стена вице-королем в автономной Польше, то поляки станут нашими друзьями. И, возможно, когда-нибудь, когда его отец будет стар, Стефан станет королем, и наши две страны будут союзниками, и я подарю моему королю наследника.

— Ну что ты еще выдумала? — воскликнула няня, — что ты за странная девочка, всегда такая серьезная, нос вечно в книжках, а сейчас сказки какие-то рассказываешь. Ну, да ладно, — вздохнула она, укрывая меня одеялом, — на одну ночь и сказочку можно рассказать. Мечтай о своем принце, моя милая, пока можешь.

Лежа с открытыми глазами при свете северной ночи, я мечтала. Жизнь, такая, какую открыла мне тетя Софи, предстала передо мной прекрасной, как древняя легенда, проникновенной и таинственной. И в центре моего видения был он — мой принц-богатырь, мой супруг и повелитель.

Когда я проснулась, было уже за полдень. Вставать не хотелось, и я продолжала лежать в приятном томлении. Что он сейчас делает? Моя первая мысль была о нем. Что делает? Наверное, бреется? И как это только ему удается уложить так свои кудри, что они похожи на шелковистый шлем?

В комнату вошла няня в голубом фартуке и косынке, с засученными широкими рукавами.

— Ну как спала, голубка моя? Мне было не велено будить тебя, хотя твоя бабушка, ее светлость Анна Владимировна, в восемь утра, как обычно, уже на коленях в церкви. Вставай, вставай, пора.

— Няня, принеси мне шоколад в постель, — заявила я.

— Шоколад в постель? Еще что выдумала? И откуда у тебя только такие привычки? Ты что, испорченная купеческая дочка или балерина какая?

— Ладно, няня, перестань браниться. — Я принялась болтать ногами на краю кровати, но как только встала, то сразу же застонала от боли. — Ой, как ноги болят. Я не могу ходить!

— Ну вот, сейчас начнешь жаловаться, что у тебя все болит. Я это уже слышала! И что только подумают наши барыни? — заявила няня.

Теперь меня совершенно не волновало, кто и что обо мне подумает. Я оставалась в тапочках, даже когда полностью оделась.