Двойная игра - страница 11

Когда мне на моем бывшем предприятии, пославшем меня на учебу в вуз, перед началом производственной практики предложили подписать обязательство не посещать западные сектора Берлина, я сделал это без особого душевного трепета. Мне не хотелось обижать седовласых мужей, которые видели во всем этом нечто вроде некоего действа на арене классовой борьбы. А что, собственно, я терял? Я настолько был уверен в себе, что не сомневался в том, что выйду чистым из любой преисподней. Тайные экспедиции к тетушке Каролине за мазью для отца, которую я получал в обмен на лицемерные проявления родственных чувств, я рассматривал как безобидный грех. И что же? Вот в моем кармане лежит, так сказать, плата за этот грех. Я никогда не придавал особого значения тому, что думают обо мне другие, но мое собственное мнение о себе, как оказалось, ранило меня больше, чем самого чувствительного принца. И это побудило меня в ту ночь на не существующей ныне железной дороге (теперь на этом месте проходит пограничная стена), где-то между станциями Кёльнише Хайде и Трептовер Парк выкрикнуть в открытое окно: «Раздолбай!»—и, поскольку это прозвучало просто здорово, повторить еще раз: «Раздолбай!»

Поезд приближался к границе. Я забился в угол у окна, подпер голову рукой и притворился спящим. Заработали тормоза. Завибрировали оконные стекла, массируя мой прислоненный к ним череп, стойко переносивший эту вибрацию. На ветру раскачивался фонарь. Его призрачный свет скользил по безлюдному перрону, словно свет маяка на отрезанном от жизни острове. Громогласно прокричал динамик:

— «Трептовер Парк! Трептовер Парк — первая станция демократического сектора. Просьба приготовить документы для проверки!»

От головы поезда двигался парный патруль. Таможенник остановился у моего окна и сделал знак пограничнику, но тот только отмахнулся, и они пошли дальше размеренным шагом, отсчитывая секунды этой глухой ночи. Я наблюдал за ними, скосив глаза. Под вокзальными часами они остановились и еще раз повернулись в мою сторону. Было ровно два часа четыре минуты.

— «Поезд следует в направлении Осткройц — Гезундбруннен. Закрыть двери, прекратить посадку!» — проревел динамик.

С шумом захлопнулись двери. Когда под моим сиденьем взвыл электромотор и поезд тронулся, я вскочил. Не соображая, что делаю, я с силой раздвинул плечом двери и неожиданно ощутил пустоту под ногами. И лишь в полете — наполовину прыжке, наполовину падений из набиравшего скорость поезда — я наконец понял, что попадаю в водоворот, который, начав вращение, крутится все быстрее и быстрее и тянет меня в свой центр. За что можно было уцепиться? Мои руки хватали пустоту.

Таможенник наклонился ко мне:

— Так и знал: пьян в стельку.

Я тщетно пытался подняться:

— Мне надо поговорить с офицером.

Пограничник рассмеялся:

— Может, лучше сразу с генералом? — Он подхватил меня под мышки.

Таможенник и пограничник держали меня с двух сторон.