Двойная игра - страница 4

Он вкладывает письмо между страницами учебника по слаботочной технике. Затем берет телефонную трубку и после короткого раздумья опускает ее. Гудок в трубке действует на него как сигнал, подкрепляющий выжидательный рефлекс. Некоторое время он стоит прислушиваясь у двери спальни, а затем кое-как одевается и поспешно выходит на улицу. У ближайшего телефона-автомата испорчен диск. Следующая будка около старого вокзала городской железной дороги. На долгом пути к ней он ни о чем не думает. Как во сне, от которого никак не удается пробудиться, он, чтобы избежать встречи с приближающимся силуэтом, заходит в парадное какого-то дома и пережидает там до тех пор, пока звуки шагов не замирают за углом, в темноте переулка. В неосвещенной, воняющей мочой телефонной будке в его памяти сразу же всплывает старый телефонный номер. Ни разу не промахнувшись мимо отверстий диска, цифру за цифрой набирает он его в темноте.

После восьмого гудка какой-то механический, тщательно выговаривающий слова женский голос произносит:

— Телефонная служба услуг слушает вас. Абонент ждет вашего сообщения. Пожалуйста, говорите.

Ему кажется, что он слышит шорох магнитной ленты. А над шорохом в телефонной трубке тихо-тихо плывут сиг- палы «свободно», мучительно повторяющиеся восемь раз. Он словно замирает. И снова раздается женский голос. Его охватывает озноб. Кажется, живет лишь один кусочек его тела — левое ухо, прижатое к телефонной трубке.

— Ничего особенно важного, — говорит он нерешительно. — Тетя Каролина передает привет.

Вспоминая сумасшедший вечер в «Кэролайнс бир бар», Йохен Неблинг понимает, что некоторые вызовы, бросаемые судьбой, человек способен принять только в юности. Старый город на Шпрее разделен на две части, на это не та река, которая может разделить людей…

«Что ищет этот Карл, что ищет в кринолине? И что находит Карл? Находит Каролину!» Невероятно, какая только всячина не припоминается после стольких лет! Вместе со словами всплывает в памяти и мелодия, а вместе с мелодией события того сумасшедшего вечера у тети Каролины, когда (если, конечно, Рената права, а она таки права) все и началось.

Празднество достигло апогея, когда громадный, страдающий плоскостопием буфетчик Эгон, бывший профессиональный кетчист[3] выполнявший в заведении помимо всего прочего и обязанности вышибалы, принес в душный, прокуренный зал шарманку и под громкие стенания расстроенных шарманочных труб проревел допотопную польку о Карле и Каролине. Все, кто был еще в состоянии, стали подпевать ему.

Тетя Каролина сидела на своем обычном месте — между стойкой и дверью туалета. Для нее эта пирушка была торжественным приемом. Да она и не любила, когда ее заведение называли пивной. Консоли за ее спиной были закрыты пестрыми рекламными плакатами с изображенными на них полуголыми девицами, тянущими кока-колу я виски через соломинку. На капитальный ремонт не хватило денег. Почерневшие стены, обитые линолеумом, были обклеены красными и синими декоративными пластмассовыми полосками. На стойке все еще красовалась допотопная горка, на которой вместо котлет и яиц теперь стояли холодные сосиски и воздушная кукуруза. Наиболее уважаемые посетители располагались за низкими столиками со столешницами в форме боба в приглушенном красном или голубом свете неоновых ламп. Снаружи над невысокой входной дверью красным и синим светилась надпись: «Кэролайнс бир бар».

Эгон передвинул рычаги шарманки и еще раз прокрутил польку. Это была серенада, адресованная хозяйке в честь дня ее рождения. Тетя Каролина улыбалась. Было видно, что она и польщена и раздосадована. Полька, пожалуй, казалась ей несколько грубоватой, во всяком случае, была явно недостаточно современной. Кэролайн больше всего любила джазовые песни. В те времена, насколько можно было понять из разговоров, она вела героическую борьбу против конкурентов, финансовой инспекции, полиции нравов и случавшихся порой бешеных перепадов денежного курса[4]. Заканчивались сумасшедшие пятидесятые годы, и долларовые инъекции только-только начали по-настоящему влиять на дряблый организм Западного Берлина. Будучи хозяйкой заведения, тетя была вынуждена идти в ногу со временем, и ее пристрастие к джазу объяснялось, вероятно, всего-навсего деловой сметкой: жесткий ритм ударника нес слушателям жалкие крохи романтики. Однако оставим эту тему. Тетя Каролина была такой, как того требовало время. А вообще-то я вовсе не хочу, чтобы создалось впечатление, будто ту пирушку в честь ее дня рождения я пытаюсь как-то приукрасить. Напротив, сегодня я многое вижу гораздо яснее.