Двойник китайского императора - страница 41

Но Миассар сказала: "Я вам в зряшном деле не помощница", и, горячась, пояснила: "На шестидесятом году советской власти женщину — на комбайн? В республике, где каждый третий мужчина не работает, — зачем? Красивое мероприятие? Женское ли дело работать на трясущемся, ломающемся каждые два часа комбайне, среди отравленных вреднейшим ядом — бутифосом — полей? И куда только наши горе-медики смотрят? Ведь женщина прежде всего мать… Нет, на меня не рассчитывайте, я отговаривать девушек буду".

— Может, взбодрим самовар, а то петь перестал, — предлагает Пулат. Ему не хочется прерывать беседу — давно он с женой так душевно и откровенно не разговаривал, все дела, дела, гости, дети… Редко вот так остаться вдвоем выпадает время.

Наверное, Миассар тоже нравится сегодняшнее чаепитие, и она легко соглашается. Пулат относит самовар на место и неумело пытается помочь жене.

— Помощник, — ласково укоряет жена, отстраняя его от дел.

Дожидаясь, пока вновь закипит самовар, Пулат вдруг спрашивает:

— А как ты относишься к гласности, перестройке?

— А вам действительно интересно, что я думаю? — отвечает вопросом несколько настороженно Миассар — муж сегодня удивляет ее.

— Да, я только сейчас понял, что со мною мало кто искренне разговаривает.

Миассар отходит в тень чинары, словно пряча взволнованное лицо от лунного света, и отвечает:

— Вот в прошлом году в сентябре говорили, что в нашем районе никакой перестройки нет, — загадочно сообщает она и делает паузу, словно раздумывая, сказать или не сказать.

— Почему? — торопливо спросил Пулат, чуть не обжегшись горячим чаем.

— А потому, что наша районная швейная фабрика затоварилась школьной формой, все магазины ею оказались забиты. Да и кто ее возьмет в жарком краю: пошито из фланельного сукна, тройкой, да по цене, невиданной для детской одежды, — ведь у нас в каждом доме пять-шесть учеников…

— При чем тут перестройка? — нетерпеливо перебивает Махмудов жену.

— А при том, — спокойно продолжает Миассар, — что директор фабрики прямиком к вам — и на колени, мол, выручайте, и дал совет, как спасти его. Вы тут же вызвали заведующего районо и отдали строжайший приказ: с завтрашнего дня ни одного ученика без формы в школу не пускать! Неделю лихорадило район, нигде толком не учились. Ваш горе-директор добился своего — сбыл негодную продукцию, обобрал весь район. И потащились по жаре бедные дети в суконных тройках в школу. А вы спрашиваете, при чем здесь перестройка, — при том, товарищ Махмудов, при том.

Пулат краснеет, припоминая события прошлой осени, но тут же то ли спрашивает, то ли оправдывается:

— А что я должен был делать? Фабрика который месяц без денег, в долгу как в шелку, людям нечем зарплату платить.

— Знаете, народ всегда должен входить в ваше положение, когда же вы войдете в его? Зарплата-то у него не резиновая. Если продолжать пользоваться такими методами, фабрика скоро начнет шить школьную форму из залежалого бархата или парчи. Власть у вас в руках, заставите купить.

— Да, промашка вышла, — соглашается Пулат, — завтра заеду на фабрику, посмотрю, что они к новому школьному году готовят.

Ночь. Тишина. Погасили огни за дальними и ближними дувалами, даже шумное подворье соседа Халтаева отошло ко сну.

— Как хорошо, что никто нам сегодня не мешает, — говорит Миассар будто самой себе, — только войдете в дом, то дежурный из райкома примчится, то депешу срочную несут, только за стол — ваш дружок Халтаев тут как тут, словно прописанный за нашим дастарханом, точно через дувал подглядывает… Я уже ваш голос забывать стала. В первый раз за столько лет всласть поговорила.

— Ты права, Миассар, мы что-то пропустили в своей жизни. Извини, я не то чтобы недооценивал тебя, просто так все суматошно складывается, домой словно в гостиницу переночевать прихожу, да и тут наедине побыть не дают, чуть ли не в постель лезут. Еще при Зухре дом в филиал райкома превратился: ночь, полночь — прут по старой памяти. Будто я не живой человек и не нужно мне отдохнуть, побыть с семьей, детьми. Я постараюсь что-то изменить, чтобы нам чаще выпадали такие вечера, как сегодня, — говорит взволнованно Махмудов жене.