Двойник китайского императора - страница 65
Закиру и без пояснения становилось ясно, что они совершат угон такси и, возможно, кто-то из его товарищей поплатится жизнью. Догнав банду, отошедшую далеко, Закир отозвал Османа в сторону и сказал:
— Если сегодня ночью погибнет таксист, считай, что и ты не жилец на этом свете…
— Успокойся, Рваный, зачем нам мокрое дело, — ответил нервно Турок. — Иди работай да ментам не настучи, слишком уж праведно жить хочешь… благородно…
— Живу как могу, а что сказал — попомни, я тоже слов на ветер не бросаю. — И, повернувшись, пошел к машине.
Не успел он сделать и двух шагов, как Осман по-кошачьи мягко прыгнул вслед и ударил ножом в спину, под лопатку, в самое сердце.
Через час случайно на Форштадте машина Закира с бандитами попалась на глаза Норе, возвращавшейся из кино, и она, почуяв неладное, побежала к участковому. По тревоге подняли всю милицию в области: знали, что может натворить Осман Турок, и на рассвете на въезде в город взяли их с добычей.
Хоронил Закира весь Оренбург — оба городских таксопарка в полном составе, с вычищенными, отдраенными машинами, с включенными сиренами вышли проводить в последний путь своего товарища.
Сталина писала, как убивалась Нора на могиле Закира, — у них уже налаживались отношения и, похоже, дело шло к свадьбе.
Тяжелое, грустное письмо, но в конце ждало его еще одно тягостное сообщение.
Писала Сталина, что после смерти Закира Нора не находила себе покоя, говорила, что этот проклятый город украл у нее двух любимых и вряд ли она когда-нибудь теперь будет счастлива… К сороковинам, с разрешения матери Закира, Нора заказала гранитную плиту на могилу с надписью: "Прости, любимый… Нора". И на сороковинах принимала неистовое участие, словно жена, а на другой день… пропала, не оставила ни письма, ни записки, и вот уже который месяц ее ищут…
Письмо Сталины Кондратов никак не комментировал, не было в нем ни "здравствуй", ни "прощай" — послание само говорило за себя.
"От предательства всю жизнь идут круги" — Пулат сегодня мог засвидетельствовать этот факт. Наверное, отправляя ему письмо своей жены, Кондратов ставил крест на их дружбе, хоронил ее. Больше они никогда не виделись и в переписке не состояли, хотя Пулат мог легко отыскать в Москве своего армейского и студенческого друга: Кондратов был знаменит и имя его часто встречалось в прессе. Что бы он сказал — что его жизнь сплошная цепь маленьких предательств?
"Нет, как ни исхитряйся, благородство — это не про нас", — горько признается себе Махмудов.
Женившись на Зухре, Махмудов пошел на душевный компромисс, уверяя себя и окружающих, что любит ее, но на самом деле в сердце жила Нора, и он писал ей полные нежности письма. А разве любовь кладут на весы и разве важно, с высшим ли образованием любимая или просто модистка?
Но даже не образование склонило чашу весов в пользу Зухры — в конце концов Норе шел лишь девятнадцатый год, и выучилась бы она, если только это стало препятствием для любви, перетянуло другое — тяжелая, волосатая рука отца Зухры, крупного партийного работника. О нем, о его щедротах и влиянии говорило постоянно узбекское землячество, к которому Пулат тянулся в Москве.
Зухра, зная о его привязанности в Оренбурге, тонко и осторожно пускала грозное оружие в ход, боялась перегнуть палку — тогда еще откровенно не покупали женихов — и добилась своего.
Отец Зухры как раз и способствовал тому, что взяли инженера Махмудова в райком, и вакансии в промышленном отделе дожидаться не стал, знал: пока он жив, сделает будущего зятя секретарем райкома. И своего добился: зять все-таки оказался человеком толковым и разительно отличался молодостью в своей среде.
— Теперь ты человек номенклатуры, сидишь в обойме на всю жизнь, — говорил высокопоставленный тесть молодому инструктору райкома. — А вся твоя блажь с мостами, строительством — ерунда. Ну, станешь управляющим треста — высшее, чего может достичь практикующий строитель, а не функционер от строительства, ну и что? Вызовет тебя такой же мальчишка, как ты сегодня, инструктор райкома и, даже не предложив сесть, хотя ты вдвое старше его, всыплет как следует, а всыпать всегда найдется за что. Карабкайся вверх по партийной линии — вот у кого власть была, есть и будет. Инженер, хозяйственник, ученый, писатель, артист — все шатко, зыбко, без надежды, ценны только кадры номенклатуры.