Двухгрошовый кабачок - страница 8

— Что это за высокий молодой человек?

— Сын торговца ювелирными изделиями.

— А господин, что удит вон там?

— Хозяин свинцового завода. Самый азартный рыбак во всем Морсанге. Другие играют в бридж. Кто катается на лодке… Кто рыбачит… Приятный народец. У некоторых свои виллы здесь.

За первым поворотом реки виднелся совсем маленький белый домик, из-за которого выглядывал навес, где стояла пианола.

— И все приходят в двухгрошовый кабачок?

— Два года уже… Пожалуй, можно сказать, что открыл его Джеймс. Раньше бывало только несколько рабочих из Корбея, приходивших потанцевать в воскресенье. Джеймс пристрастился ходить туда выпивать, когда компания слишком уж расходилась. Однажды за ним последовали остальные. Потанцевали там. Так и вошло в привычку. Старые клиенты, вытесненные с привычного места, постепенно покинули кабачок.

Мимо прошла официантка с подносом, уставленным аперитивами. Кто-то нырял на реке. Из кухни доносился запах жареного.

На крыше кабачка дымилась труба. В памяти Мегрэ всплыло лицо: тонкие коричневые усики, острые зубы, трепещущие ноздри… Жан Ленуар ходил, не останавливаясь, стараясь скрыть волнение, говорил, рассказывал про двухгрошовый кабачок. «Если бы туда отправлялись все те, кто этого заслуживает!..»

Не в кабачок! В другое место, куда он отправился совсем один, назавтра, когда Париж еще спал!

Мегрэ вдруг почувствовал, как ему стало холодно в этот жаркий день. Он совсем другими глазами взглянул на одетого с иголочки торговца рубашками, курившего сигарету с золоченым мундштуком. Потом он увидел, как к берегу подошла лодка Бассо, как из нее выскочили полуодетые люди, стали пожимать руки стоявшим.

— Вы позволите представить вас нашим друзьям? — спросил Файтен. — Господин?..

— Мегрэ, служащий.

Церемония совершилась как положено, с поклонами, произнесением «восхищен», «для меня большое удовольствие»…

— Вы ведь были с нами вчера вечером, не правда ли? Небольшая шутка, в общем, удавшаяся… Вы играете в бридж днем?

Тощий молодой человек подошел к Файтену, отвел его в сторону, что-то тихо сказал. Маневр не ускользнул от Мегрэ, заметившего, как нахмурился торговец рубашками; на лице его отразилось нечто вроде страха, он оглядел Мегрэ с головы до ног, но потом вид у него стал опять вполне нормальным.

Приехавшие подошли к террасе, стали искать свободные столики.

— Стаканчик перно, генерал? Да, а где Джеймс?

Файтен явно нервничал, несмотря на старание держать себя в руках. Он был занят только Мегрэ.

— Что вы будете пить?

— Абсолютно все равно.

— Вы…

Он не кончил фразу, сделав вид, что смотрит куда-то в сторону Потом все-таки тихо сказал:

— Странно, что случай привел вас в Морсанг.

— Да, странно… — согласился комиссар.

Подали напитки. Все говорили одновременно. Нога госпожи Файтен покоилась на ноге Бассо, и она пристально смотрела на него блестящими глазами.

— Хороший день! Жаль, что слишком прозрачная вода для ловли.

Воздух был до противности неподвижен, и Мегрэ вспомнил луч солнца, проникавший с высоты в белую камеру.

Ленуар шагал, шагал, шагал, словно стараясь забыть, что ему уже недолго осталось ходить.

Взгляд Мегрэ тяжело скользил по лицам — Бассо, торговца рубашками, хозяина фабрики, подошедшего Джеймса, парней, женщин…

Он пытался поочередно представить, как каждый из них толкает ночью труп вдоль канала Сен-Мартен, «точно манекен, который хотят заставить ходить».

— Ваше здоровье! — произнес Файтен, широко улыбаясь.

Мегрэ позавтракал один на террасе «Вье-Гарсон». Столики вокруг были заняты завсегдатаями, и разговор был общим.

Теперь он представлял примерно, к какой социальной среде принадлежали его соседи: коммерсанты, мелкие промышленники, инженер, два врача. Люди, у которых есть свои машины, но только одно воскресенье, чтобы повеселиться» за городом.

У каждого лодка — моторная или парусная. Каждый более или менее страстный рыболов.

На двадцать четыре часа в неделю они облачались в полотняные костюмы, ходили босиком или в сабо, а некоторые еще пытались изобразить развинченную походочку старого морского волка.

Больше супружеских пар, чем молодежи. Между собой — непринужденность в обращении, свойственная людям, привыкшим годами встречаться каждое воскресенье.