Дьявольский полк - страница 25
Зубы Гофмана застучали, как у лихорадящего мула. Лицо его из желтого стало синим, потом пожелтело снова. Он был уже не способен связно мыслить.
— Обер… обер… обер-ефрейтор Порта, — заговорил он, заикаясь, — что-то должно произойти. Клянусь Богом, должно. Так не может продолжаться.
Гофман повернулся и, шатаясь, выбежал зигзагами. Последнее, что он услышал, были сказанные Легионеру слова Порты:
— Теперь у нас скоро будет новый гауптфельдфебель.
— Как ты все это выдумал? — спросил изумленный Старик.
— Выдумал, — фыркнул Порта. — Факты не выдумывают. Запомните это, герр фельдфебель Байер. Я просто держу глаза открытыми. Если хочешь выжить в цивилизованной стране, лучше всего знать что-то порочащее об окружающих, тогда на них можно положиться. У всех есть что-то неприглядное в прошлом, будь то император или нищий. Взять, к примеру, тебя, Старик. Ты думал — все, что делает Адольф, правильно? Считал его неплохим типом, так ведь?
— Конечно, — ответил Старик.
Порта усмехнулся, достал записную книжку и старательно что-то записал.
— Это было темным пятном на твоей репутации, и смыть его может только полное поражение немецкого оружия. На твоем месте я бы пошел к нашему падре, попросил бы его помочь помолиться о том, чтобы американские морпехи поскорее вошли в Берлин.
Потом взял свою флейту, и мы все запели:
— С ума сошли, — засмеялся Марке. — Чего доброго Гофман вернется.
Порта дал коту в птичьей клетке кусок колбасы.
— Если и вернется, то чтобы принять участие в игре. Теперь он будет лизать мне сапоги, если я захочу. Видел его любимую зеленую подушку? Завтра он мне ее подарит.
— Странно, что ты так и не стал фельдфебелем, — восхищенно пробормотал Марке.
— Идиот! Как обер-ефрейтор я представляю собой становой хребет армии. Решаю, будет ли у моего непосредственного начальника зубная боль, люмбаго или что-то еще. Когда мы были на Украине, нам не давал жизни гауптман по фамилии Майер, выскочка из сельских учителей. Он погиб.
— От чего? — с любопытством спросил Грегор Мартин.
— Случайно сел широкой задницей на противотанковую мину, — весело ответил Порта[75]. — Ну, делайте ставки. Один доллар идет за тысячу гитлеровских денежных единиц.
— А черчиллевские деньги возьмешь? — спросил Грегор.
— Конечно, раз они начали жизнь в Английском банке. По мне, можете ставить рубли, злотые, кроны. Курс валют определяем я и Нью-Йорк. Но марок остерегайтесь, они с каждым часом дешевеют. Жемчуг, золото и все такое прочее оценивается в долларах. Подтверждения права собственности не требуется. В конце игры они все равно будут моими.
Кости катились. Час за часом. Солнце зашло. Жужжавшие комары жалили нас в голые руки и шеи, но мы не замечали этого, все наше внимание было сосредоточено на костях. Комната была заполнена дымом; лампа на столе коптила из-за недостатка кислорода; жемчуга, кольца, картины, доллары, фунты, датские и шведские кроны, польские злотые, японские иены, индийские рупии, любимые пистолеты и холодное оружие переходили из рук в руки в ветхой итальянской горной хижине.
Незадолго до рассвета фельдфебель Марке вышел и вернулся с тремя рулонами шелка. Лейтенант берсальеров, родовитый граф, бросил на стол перед Портой пачку документов на владение замком неподалеку от Венеции.
— Двадцать тысяч долларов, — негромко произнес он.
Порта передал документы Легионеру, тот тщательно изучил их и что-то прошептал Порте. Порта взглянул на графа.
— Поскольку ты итальянец, дам тебе семнадцать с половиной. Будь ты пруссаком с двумя Железными крестами, получил бы десять.
— Восемнадцать, — сказал граф, напуская на себя равнодушный вид.
— Семнадцать, — сказал с улыбкой Порта.
— Ты же говорил семнадцать с половиной, — запротестовал берсальер.
— Слишком поздно, мой дорогой граф. Мировая история меняется ежеминутно. Завтра твой замок могут реквизировать фермерские сынки из-за моря, а кто, черт возьми, сможет продать реквизированную собственность? Это не удастся даже еврею, хоть бы ему помогали десять греков и пять каталонцев.