Дыхание судьбы - страница 5
После долгого молчания торговец едва заметно улыбнулся, но улыбка тут же исчезла.
— Пришлите мне счет, синьорина Гранди. Я прослежу, чтобы он был оплачен согласно нашим условиям.
По телу Ливии пробежала дрожь: она победила!
— Благодарю вас, — произнесла она. В горле пересохло так, словно она долго бежала. — Дедушка просил передать вам привет.
— А Флавио? Как себя чувствует наш герой? Я как будто видел его на днях у своего магазина. Мне показалось, что он уже не так сильно хромает.
— Он все такой же, — вздохнула девушка, торопясь распрощаться, пока Горци не передумал. — Мой брат ничуть не изменился.
Затем, чтобы сбить его с толку, она обворожительно улыбнулась и под звон колокольчика захлопнула за собой дверь магазина.
Стуча каблуками, Ливия с опущенной головой сбежала по истертым ступенькам моста и неожиданно столкнулась с прохожим. Тот был вынужден ухватиться за ее плечо, чтобы не упасть.
— Mi scusi![8] — бросила она, стыдясь, что нарушила одно из неписаных правил, царивших в ее городе.
Венецианцы никогда не толкались. Они едва касались друг друга, ловко уходили от столкновения с грацией фехтовальщиков, встречаясь в узких улочках или на мостиках, перекинутых через каналы, словно в необычном танце, чувственном и мелодичном, контрастирующим с их энергичной походкой. Но Ливия снова думала о своем брате, и легкая тревога сжимала ей сердце.
Чтобы побороть врага, надо знать его слабости. Неужели Флавио действительно стал ее врагом? Как это случилось? В последние дни ей все чаще хотелось вернуться в военную пору. Два месяца назад закончилась великая, небывало жестокая война, унесшая жизни миллионов людей, и вся Европа встретила это событие со слезами и криками радости. Все осталось позади… Сирены тревоги, треск пулеметов на повороте к безлюдной площади, немецкие солдаты, патрулировавшие территорию союзника, ставшего таким же ненадежным, как и неверная супруга, — нелепое сравнение, которое показалось бы забавным, если бы не расстрелы заложников на Рива дельи Скьявони[9], облавы на партизан, потерянные или разъяренные лица беженцев, приглушенный гул бомбардировок Падуи, Тревизо, Местре[10], отдававшийся эхом среди камней площади Сан-Марко.
Глубокой ночью под защитой светомаскировки Венеция становилась мрачной и угрюмой, словно старая дева. И все же она осталась нетронутой, будто прикрываемая божественной рукой, в то время как дряхлые форты островов лагуны несли свой бесполезный караул. Будучи частью мира, она, тем не менее, стояла особняком, и все воюющие страны мечтали заполучить ее в целости и сохранности.
«В прошлый раз, когда мы были победителями, все было просто и ясно, но сейчас победу у нас украли, и смотри, к чему это привело, — ворчал дедушка. — На этот раз никто ни в чем не уверен, и все постараются сделать вид, что ничего и не было. Двадцать лет ничего не было! А ведь наши солдаты храбро сражались, но погибли они напрасно, потому что их отправили на смерть не за правое дело…»
Слыша обрывки разговоров, натыкаясь на встревоженные взгляды, Ливия начала понимать, что воцарившийся мир не так привлекателен, как казалось вначале. А теперь и в ее собственной семье разразилась очередная война.
Она попыталась припомнить момент, с которого у нее возникли сомнения относительно Флавио. Ей вспомнился день, когда он получил повестку на фронт. Он стоял у окна своей комнаты. На кровати, рядом с розовым листком, предписывавшим явиться в ближайшее ведомство, стоял еще пустой кожаный чемодан с откинутой крышкой. За окном раздавались крики мальчишек, гонявших мяч. С потухшей сигаретой в зубах, он жадно следил за ними, от напряженного внимания его скулы и нос заострились.
— Знаешь, никто этого не хочет.
— Не хочет чего? — тихо спросила она, прислонившись к дверному косяку, ощущая свою неловкость подростка.
— Этой войны. Никто из итальянцев ее не хочет. Даже некоторые фашисты. Взять хотя бы Чиано, он пытался помешать. Но этому на все плевать… Он слишком ценит свой любимый балкон. Ему же нужно выступать перед восторженной толпой. А как он обожает звук собственного голоса! И вот пожалуйста… Объявляют войну Великобритания и Франция, потому что никто не хочет упустить свой кусок пирога. Но сам-то он не собирается подставлять себя под пули. Не дай Бог, испортит свою красивую черную рубашку или испачкает начищенные сапоги! Ну зачем нам этот подарочек?