Дыхание жизни - страница 3

стр.

. Господи, а как они себя ведут в ресторанах!

Фрэнсис. И как они себя ведут?

Мадлен. Даже здесь, на этом острове, их всегда особенно слышно в ресторанах…

Фрэнсис. Кого?

Мадлен. Американцев.

Фрэнсис. А-а.

Мадлен. «А этот цыпленок с кожей?» К чему все это?!

Фрэнсис. Не знаю.

Мадлен. Они всего всегда боятся. Просто до ужаса. Знаете, что им ответил официант?

Фрэнсис. Понятия не имею.

Мадлен. «Нет, у этого цыпленка никогда кожи не было. Он, бедный, всегда по ночам дрожал в курятнике, одно мясо да перья. Очень боялся добавить лишнюю калорию в рацион какого-нибудь американца».

Фрэнсис. Так и сказал?

Мадлен. Может мне кто-нибудь объяснить: какая здесь связь? Как это взаимосвязано? Самые влиятельные люди в мире, оказывается, всего боятся…

Фрэнсис. Может быть, именно потому.

Мадлен. Они жутко боятся рисковать. (Мадлен говорит очень экспрессивно, как бы подводя итог.) Ведь это жизнь, из которой выпотрошили все живое!

Фрэнсис. А может, они больше других чувствуют, что им есть что терять.


Мадлен смотрит на нее укоризненно.


Мадлен. Нет, не больше.

Фрэнсис. Ну конечно же нет.

Мадлен. Они умрут, как и мы.

Фрэнсис. Да, верно. (Фрэнсис слегка хмурится). Хотя не совсем.

Мадлен. Ну, может, в них будет воткнуто на несколько капельниц больше…

Фрэнсис. Я это и имею в виду…

Мадлен. Да, и разных мониторов побольше… Они будут подпрыгивать на своих кроватях, как резиновые мячи, когда в них будут тыкать электродами. Возможно, они протянут на пару недель дольше, в полубессознательном состоянии, неся всякую бессмыслицу. Их будут припарковывать на каталках у просторных лабораторий. Да, все это у них будет. Им достанутся последние достижения электроники. Смерть будет отсрочена, но и им не будет в ней отказано. И в конечном итоге, они потеряют то же, что и мы. (Мадлен с горечью качает головой.) Верьте мне на слово.

Фрэнсис. Согласна, верю. (Фрэнсис улыбается). Похоже, вы много об этом размышляли.

Мадлен. О чем?

Фрэнсис. О смерти.

Мадлен. Мне кажется, это не должно вас удивлять.


Фрэнсис смотрит на нее непонимающе.


Мадлен. Оглядитесь вокруг. Это же остров Уайт — уже по одному только названию белый и прекрасный.

Фрэнсис. И что же?

Мадлен. Вы разве не обращали внимания? На южном побережье Англии все только и заняты тем, что ухаживают за своими садиками и потом умирают. Это все, чем мы занимаемся. Как в едином порыве. Все тащатся на юг и там испускают дух. Так что этот остров вовсе не белый и не прекрасный. Остров Блэк, черный остров смерти — вот как я называю это место.


Френсис согласно кивает.


Фрэнсис. А помните, когда я только вошла…

Мадлен. Что?

Фрэнсис. Нет, это даже интересно.

Мадлен. О чем вы?

Фрэнсис. Я тогда еще подумала… Я, как только вошла, подумала — помните, что вы мне первое сказали?

Мадлен. Нет.

Фрэнсис. Вы не помните, что сказали?

Мадлен. Да нет же.

Фрэнсис. Самое первое, что вы тогда сказали: «Надеюсь, я еще не так стара». Вы сразу заговорили о старости.

Мадлен. А, понятно. Ну да, я же забыла, это ведь заметки для вашей книги, не так ли?

Фрэнсис. Вовсе нет. Я так просто говорю.

Мадлен. Но ведь вы все запоминаете. Как глупо с моей стороны. Эта встреча так важна для нас обеих, но, оказывается, я ошибалась, думая, что мы просто поговорим…

Фрэнсис. Но мы же поговорили. Мы и сейчас говорим.

Мадлен. Я думала, что мы просто разговариваем. Ну, конечно, я же забыла, что для вашей новой книги воспоминаний все это «свидетельства участников событий», не так ли. Ваши «трофеи».

Фрэнсис. Неправда.

Мадлен. Любое неосторожное замечание — и наш Толстой тут как тут, все заносит в свой компьютер.

Фрэнсис. Но я же не это имела в виду!

Мадлен. Разве нет?

Фрэнсис. Нет.

Мадлен. Зайти в гости, записать все, что скажет жертва, выложить добычу на слегка смазанную маслом сковороду, поставить в духовку, и через пятнадцать минут — оп-ля! — готово! Один литературный персонаж женского пола. Безнадежно одинокая и, судя по всему, настроенная против американцев особа. И боится смерти. Подавать с гарниром. Хватает на две порции.


Фрэнсис не отступает.


Фрэнсис. У вас ведь всегда были сложные отношения с художественной литературой, не так ли?