Дыра - страница 6

стр.

— Так и живем, — вздохнула Люба. — А позвонить можно только из мэрии…

— Ах, у вас есть мэрия? Замечательно. Проводите меня туда немедленно.

— Но… нас туда не пустят. Туда никого не пускают.

— Это меня не пустят? — Гога-Гоша возмущенно надул щеки и опять стал похож на кого-то, но Люба опять не успела сообразить на кого, как он уже с шумом выдохнул и обмяк, как резиновый мяч, из которого спустили воздух. — Да они сочтут за честь, да я… Пусть только попробуют меня не пустить!

Люба строго на него посмотрела и сказала:

— Ну, вот что. Я за водой схожу и молоко Машкино на рынок снесу, вернусь быстро, а вы ложитесь и отдохните немного, потом договорим.

И ушла.

Гога-Гоша почувствовал вдруг, как сильно устал за сегодняшнее утро, и решил, что немного отдохнуть не помешает. Он лег на топчан, натянул на себя плед, подозрительно попахивавший, как и все в этой комнате, козой Машкой, и попытался уснуть, но, как ни ворочался, не смог.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,

в которой по городу летают письма и ходит автобус без водителя

Город уже проснулся и жил своей жизнью. Навстречу Любе то и дело попадались женщины с маленькими тележками, на которых дребезжали пустые бидоны, кастрюли и ведра. Обычно в это время они направлялись за водой, на Овчаров ручей, находившийся как раз на опушке Тихого леса. Вообще-то в Тихо-Пропащенске был свой водопровод, построенный, как любили пошутить не чуждые поэзии городские чиновники, «еще рабами Рима». Со временем он стал давать протечку то в одном, то в другом месте, и пока в городской казне были деньги, его кое-как латали, надеясь дожить до лучших времен, когда можно будет произвести капитальный ремонт всей системы. Однако лучшие времена все не наступали, а водопровод в один прекрасный день прорвало прямо в центре города, в результате чего затопило подвалы всех стоящих в центре домов, включая мэрию, которая хранила в своем цоколе городской архив. Так что теперь, если вдруг кому-нибудь нужна была справка о рождении, вступлении в брак или, на худой конец, смерти, получить таковую было уже никак невозможно — все бумаги, подтверждающие гражданское состояние тихопропащенских жителей, смыло. Мало того, в тот же день в районе вокзала прорвало канализацию, по городу потекли фекалии, и на пересечении улицы Вокзальной с площадью Свободы (бывшей — Труда) все смешалось в один безобразно мутный и зловонный поток. После этого ЧП решено было отключить водопровод и канализацию совсем, тем более, что все равно содержать их дальше было не на что. Жители, как всегда, пороптали на жизнь и на власть, но быстро привыкли и приловчились за водой ходить кто — на речку Пропащенку, кто — на Овчаров ручей, а нужду справлять прямо там же, на берегу или в лесу, в так называемых Пастушьих пещерах, при этом ближнюю пещеру великодушно уступили женщинам, начертав прямо на скале большую корявую букву «Ж», а в дальнюю стали ходить мужчины, соответственно накарябав сбоку от входа букву «М», получившуюся очень похожей на знак Московского метрополитена. Детям до 12 лет разрешено было использовать кустики.

Любе повезло, она жила совсем близко от Овча-рова ручья и обычно успевала набрать воды рано утром, без очереди, но сегодня из-за своего непредвиденного гостя задержалась и решила сначала сходить на рынок, а уж потом за водой. С рынком Любе повезло меньше — идти до него надо было кварталов семь.

Раньше по городу ходили трамваи и автобусы, но с тех пор, как не стало электричества, замерли и трамваи, они стояли пустые и холодные на территории депо и тихо ржавели под дождем. Что касается автобусов, то некоторое время один какой-то еще ходил по Тихо-Пропащенску, но когда и куда он пойдет, никак нельзя было узнать, определенного маршрута у него не было, автобус этот был, как «Летучий Голландец», — вдруг появлялся из тумана, громко сигналил, пугая отвыкших от общественного транспорта прохожих, и также внезапно исчезал за углом. Поначалу некоторые граждане успевали, услышав сигнал, вскочить на подножку, но вроде бы этих пассажиров больше никто никогда не встречал. И постепенно жители города перестали садиться в автобус, поговаривали даже, что в нем и водителя-то нет, а ходит он сам по себе — неизвестно откуда и неизвестно куда.