Дырка в голове - страница 20

– А где сама Библиотека? – Привалов решил, что он теперь имеет право на кое-какие вопросы.

– Теперь я думаю, – как ни в чём не бывало продолжал Сикорски, – что они могли поступить и хитрее. Например, рассчитать, что их план будет раскрыт, и специально выдать нам набор тех знаний, развитие которых они хотели бы блокировать. Хотя нет, это не удалось бы. О содержимом Библиотеки знал только я. А я стёр себе лишнюю память. Меньше знаешь – лучше спишь.

Он бросил обломок человеческой кости в воду. По воде пробежал едва заметный круг.

– Тот кусок дерьма, которым голуби нас угостили, – наконец, соизволил он ответить на вопрос, – лежит в дальнем пыльном углу Музея Внеземных Культур. Я сам не знаю, где: память об этом я стёр себе тоже. Это записано в документе, лежащем в очень закрытом архиве. Если до него и доберутся, то весьма нескоро.

– Ещё есть эксперты… – Привалов поймал себя на умничанье и тут же попытался оправдаться, – ну да, я понимаю, они тоже… но ведь, говорят, даже из стёртой памяти что-то вытаскивается? Или мы их того… ликвидировали? – он почувствовал, как глупо это прозвучало, и окончательно смешался.

– Много ты понимаешь в ликвидациях. – проворчал шеф. – Напоминаю тебе главное. Сотрудник Управления – это человек, который должен быть готов в любой момент погибнуть по приказу начальства. Более того: сотрудник Управления должен быть готов отдать жизнь по приказу начальства, с которым он не согласен или который не понимает… или о котором даже не подозревает.

– Да, я знаю, – Саша поскучнел. Сентенцию о долге сотрудника он слышал от Сикорски далеко не первый раз. Обычно она означала, что Саше прямо сейчас свалится на голову какая-нибудь нудная работёнка, требующая минимума героизма и максимума добросовестности. Похоже, много обещавший разговор по душам закончен…

– Ни черта ты не знаешь, – обнадёжил шеф, поднимаясь на ноги и покряхтывая. – Ладно. Мне нужно сказать тебе одну вещь. Рудольф Целмс здесь, на Надежде. И, насколько я понимаю, дела его не блестящи.

17 августа 74-го года по земному летоисчислению.

Планета Надежда. Межсезонье. Ночь.

Привалов вошёл в сожжённый дверной проём. Включил фонарь. Кривое жёлтое пятно света, похожее на немытую тарелку, прилипло к пластиковой стене, потом проскребло по полу. Саша поставил фонарь на пол и включил круговое освещение. Всё то же самое: обвалившийся пролёт, ошмётки краски на стенах, выгоревший дверной проём. Кое-где сквозь пепел и грязь проросла бледная травка, напоминаюшая земную крапиву.

Он проверил защиту. Генератор работал нормально. Вообще, всё было нормально, даже как-то слишком.

– Ну и где? – сказал Саша. Ничего более изящного ему в голову так и не пришло, и он чувствовал себя по-дурацки.

– Это вы мне? – донеслось откуда-то сзади.

Саша резко обернулся, хватая пальцами пустоту под мышкой, где должна была висеть кобура скорчера.

– Вы на пол посмотрите, – посоветовал всё тот же голос.

Привалов, мысленно чертыхаясь, разглядел на полу блестящий цилиндрик гиперполевой ловушки.

Умклайдет вздрогнул, качнулся, встал на ребро. Внутри него что-то задвигалось: блестящие бока забликовали.

– Значит, Сикорски послал на переговоры вас, – донеслось из цилиндрика. – Странно. У меня создалось впечатление, что он горит желанием пообщаться со мной лично. Впрочем, это ничего не меняет. Пока что я не не намерен вылезать из этой штуки, – цилиндрик крутанулся вокруг оси.

– А можете? – поинтересовался Саша. – Это ведь полевая ловушка?

– Могу, – сказало существо. – Видите ли… эта модель ловушки не работает. Точнее говоря, почти не работает. То есть она меня удерживает, но недостаточно сильно. Потом ваши учёные кое-что усовершенствовали, и другие Странники попадались уже по-настоящему. Что касается меня, то я вполне могу её покинуть… Но не хочу. Знаете, очень интересные ощущения. Как будто лежишь в гамаке. Очень удобно и вставать не хочется. Хотя можно, так сказать, раскачиваться вдоль силовых линий…

– Ну и как? Хорошо ли вам живётся без тела, Целмс? – Привалов попытался вызвать в себе праведный гнев, которого на самом деле не ощущал.