Джа ромалы - страница 5

  - Тьфу-тьфу-тьфу! - та три раза сплюнула через левое плечо, осеняя себя и мужа защитными знаками. - Я надеюсь, муженёк, ты не слишком там глазел на полуголых девок?

  - Мэрав тэ хав! - в сердцах воскликнул цыган. - Лучше накорми меня с дороги, глупая, нэ! Есть ли мне дело до чужих прелестей, когда я места себе не нахожу? Думаешь, я ради себя заморочился, нэ? Я хочу, чтобы ты и дети были довольны и счастливы, ни в чём не знали нужды, как сыр в масле катались, нэ!

  Обрадованная жена накрыла ему на стол.

  - Ладно-ладно, дорогой, не сердись. Ты пока ужинай, а я разложу карты и посмотрю, что они скажут.

  Села она за гадальный столик на женской половине и разложила карты - раз, и ещё раз, и ещё много-много раз (ведь лучше сорок раз по разу, чем ни разу сорок раз).

  - Яв кэ мэ! - воскликнула она. - Иди скорей сюда, муженёк! Погляди, карты говорят, что твоё чудовище совсем не злое.

  - Что за бес вселился в тебя и твои карты, нэ! - цыган бросил ложку и с силой оттолкнул от себя тарелку. - Как это чудовище может не быть злым? Оно ж чудовище, нэ!

  - На яв дылыно, на дар, нэ! - рассердилась жена. - Откуда я знаю? Не тупи, муженёк, и не поддавайся страху. Карты никогда не лгут. Раз они говорят, что чудовище не опасно, значит так и есть. Пойди хоть разок на него взгляни - может оно вовсе и не чудовище, может это царевич зачарованный? Или может ему чего-то не хватает, а выразить оно не умеет, вот с горя и бесится. Наберись решимости и попроси, чтобы оно само тебе те сундуки из моря вынесло...

  Схватил кузнец жену, крепко обнял и расцеловал.

  - Ай да жена у меня, умница! Не жена, а загляденье, нэ!

  На следующее утро он снова оседлал коня.

  - Бахт тукэ, нэ, - пожелала ему вслед жена. - Удачи тебе, муженёк.

  В этот раз цыган не поехал в город, а сразу свернул к морю. На берегу его взору открылись целые залежи всякого хлама - полуразрушенные остатки рыбацких хижин, обломки кораблей, скелеты выбросившихся из воды китов, обрывки сетей, потемневшие куски плавника, дырявые корзины, дохлые чайки, зловонные пучки гниющих водорослей, яичная скорлупа... Как и говорил чародей, с появлением в прибрежных водах свирепого монстра вся рыболовная отрасль как таковая перестала существовать. Кто-то из рыбаков погиб, остальные разбрелись по стране в поисках альтернативного заработка.

  Долго бродил цыган по берегу в надежде найти хоть одну уцелевшую лодку, чтобы на ней выйти в море. На море весьма удачно царил штиль. Водная гладь была ровной и спокойной, точно гигантское зеркало, блестевшее и переливавшееся в лучах солнца.

  Наконец заметил цыган двоих - старика и старуху, сидевших на потрескавшейся ветхой лавочке рядом с полуобвалившейся землянкой. Обоим было столько лет, что они походили уже не на людей, а на ссохшиеся мумии. Потемневшую от солнца, морской соли и времени кожу стариков избороздили глубокие морщины. Одеты они были в грязное рваньё; оба покуривали трубочки, вперив неподвижный взгляд в морскую даль.

  Подошёл к ним цыган, снял шляпу и вежливо поздоровался.

  - Ты чего, цЫган, забыл в этом гиблом месте? - полюбопытствовал старик.

  - Да ты никак совсем ослеп, старый! - повернулась к нему бабка. - Нешто не видно - лодку он себе ищет. Не махоркой же он тебя угостить пришёл, хочет в пучине буйну голову сложить, как и все, кто тут до него был...

  Враз навострил цыган уши.

  - А что, бабонька, много до меня людей приходило, нэ?

  Бабка затянулась и выпустила клуб вонючего махорочного дыма.

  - Да как не много, милок, прилично. Распустил вишь кто-то слух, что на морском дне ценные сокровища лежат, с тех пор отчаянные люди так и прутся сюда, так и прутся. И почему-то всё сплошь мастеровые люди, по кузнечному делу. А вот чтобы ткача, или сапожника, или горшечника, мы тут не видали.

  Понял всё цыган и досадно ему стало, что попался он на чародееву удочку, как самый последний лох. Но вместе с тем в нём окрепло и стало ещё сильней желание завладеть секретом булата и стать единственным его знатоком и владельцем в царстве-государстве.