Джайна Праудмур. Приливы войны - страница 16

Джайне немедля вспомнился Андуин и его учеба, надолго разлучившая принца с родными и близкими. «В мире происходит столько событий, в которых мне хотелось бы поучаствовать, но я понимаю, что должен оставаться здесь. Здесь я узнаю что-то новое чуть ли не каждый день», – сказал он. И Джайна ответила, что именно там он и должен оставаться. Теперь то же самое говорил Го’эл. Да, отчасти она была с ним согласна: разумеется, без всех ужасов и разрушений, что принесли в Азерот Смертокрыл и Сумеречный культ, жизнь стала гораздо лучше. И все же…

– Ничто на свете не дается даром, Го’эл, – сказала Джайна Праудмур. – Вот и твое мастерство, и твои знания обходятся миру недешево. Тот… орк, которого ты оставил вместо себя, натворил в твое отсутствие немало бед. Если уж даже я слышала, что происходит в Оргриммаре и Ясеневом лесу, то ты никак не можешь об этом не знать.

На лице Го’эла, до сих пор совершенно безмятежном, отразилась тревога.

– Ну, разумеется, я слышал об этом.

– И… ничего не предпринял?

– У меня другой путь, – сказал Го’эл. – Другие дела. Результаты ты видишь. Угроза, которая…

– Знаю, Го’эл, но теперь с этим делом покончено. А Гаррош сеет рознь между Ордой и Альянсом – причем, пока он не взялся за свое, ни о какой розни и речи не было. Твое нежелание выступить против него при всем народе я вполне понимаю, но… возможно, нам стоит взяться за дело вместе? Устроим что-то вроде встречи на высшем уровне. Пригласи Бейна: я знаю, он от затеи Гарроша не в восторге. А я могу поговорить с Варианом. В последнее время он, кажется, более отзывчив, чем раньше. Тебя, Го’эл, заслуженно уважают все – даже Альянс. Твои дела говорят сами за себя. А вот Гаррош не заслуживает ничего, кроме недоверия да ненависти.

Джайна указала на свой плащ, развевавшийся на ветру, призванном Го’элом, дабы доставить ее на берег.

– Го’эл, ты – шаман, и ветры тебе подвластны. Но сейчас в воздухе веют ветры войны. Если Гарроша не остановить, и немедля, наши колебания дорого обойдутся многим ни в чем не повинным душам.

– Я знаю, что сделал Гаррош, – сказал Го’эл. – Но и дела Альянса мне известны. Да, среди них много ни в чем не повинных, однако даже ты не можешь взвалить всю вину в возросшей напряженности на плечи Гарроша. Не все столкновения были начаты Ордой. Сдается мне, Альянс тоже не слишком-то стремится обрести мир и покой.

Голос его звучал по-прежнему безмятежно, однако теперь в нем появились предостерегающие нотки, и Джайна невольно поежилась. Нет, не от тона Го’эла – от истинности его слов.

– Знаю, – нехотя подтвердила она, уныло опустившись на камень, возвышавшийся над землей. – Мне и самой порой кажется, будто окружающие пропускают все мои речи мимо ушей. Пожалуй, единственный, кто искренне заинтересован в установлении долговременного мира, – это Андуин Ринн, да и ему всего четырнадцать.

– Для заботы о мире, в котором живешь, возраст вполне подходящий.

– Да, но слишком юный для реальных дел, – сказала Джайна. – Такое чувство, будто я продираюсь сквозь вязкую трясину только затем, чтобы высказаться, не говоря уж о том, чтобы действительно быть услышанной. Как же это… тяжело – вести переговоры, добиваться зримых, ощутимых результатов, когда другая сторона больше не внемлет голосу разума! Порой я кажусь себе кем-то вроде вороны, каркающей над полем, и думаю: может, все это зря?

Сказала – и сама удивилась собственной прямоте и усталости, вложенной в эти слова. Откуда только они взялись? Как видно, причина проста: ей и вправду больше не с кем поговорить, некому высказать одолевающие ее сомнения. Андуин видит в ней пример для подражания, ему не объяснишь, насколько «тетушка Джайна» порой обескуражена неудачами, а Вариан и прочие правители народов Альянса – если не все, то большинство – в этом споре твердо держатся противоположной стороны, что бы она ни говорила. Один только Тралл – то есть, Го’эл – ее и понимает, но даже он, похоже, не желает видеть, чем может обернуться его решение назначить вождем Орды Гарроша.

Джайна опустила взгляд к собственным ладоням, сложенным на коленях, и слова хлынули с ее языка наружу, непричесанные, не сдерживаемые ничем: