Джек-Брильянт: Печальная история гангстера - страница 5
— Я за бокс не болею, Джек, — сказал Уолтер Рудолф. — Отучился, пока в тюряге сидел. Последний раз был на боксе в двадцать третьем. Бенни Ленард отделал тогда одного парня, уж и не помню кого.
— А ты, друг? — окликнул Джек Лукаса, нового бармена. — Ты на бокс ходишь? Знаешь Бенни Шапиро?
— Вижу его имя в газетах… По правде сказать, мистер Брильянт, я больше насчет бейсбола…
— Ничего-то вы в боксе не смыслите, — вздохнул Джек. Он посмотрел на Элен. — А вот Элен разбирается, правда, крошка? Скажи им, что ты сказала сегодня, когда мы были на боксе.
— Не хочу, Джек. — Она улыбнулась.
— Давай.
— Мне неловко.
— Плевать. Повтори, что ты сказала, и дело с концом.
— Ладно. Я сказала, что у Бенни получается на ринге не хуже, чем у Джека-Брильянта в постели.
Все сидевшие за стойкой рассмеялись — но не раньше, чем рассмеялся сам Джек.
— Раз так, звание чемпиона ему обеспечено, — сказал он.
Атмосфера в клубе царила приподнятая; несмотря на позднее время, уходить никто не собирался. Джек простоял за стойкой сорок минут, и это ему надоело. В свое время он работал барменом, но владелец клуба заниматься такой работой не обязан. Впрочем, иногда — согласитесь? — бывает приятно делать то, что не обязан. Джек надел пиджак и подсел к Элен. Сунул руку под ее распущенные светлые волосы, обхватил ее за шею и поцеловал. Все отвели глаза — когда Джек целовал на людях своих дам, не смотрел никто.
— Джек тут как тут, — сказал он.
— Я рада его видеть, — отозвалась Элен.
В дверях появился Бенни Шапиро, и Джек, вскочив со своего места, пошел ему навстречу и, обняв за плечи, проводил к стойке.
— Я немного опоздал, — сказал Бенни.
— Где твоя девушка?
— Я встречался с мужчиной. Должен был выплатить страховку.
— Страховку?! Ты одерживаешь победу, ломаешь сопернику нос, а потом идешь платить страховку?!
— За отца. Я и без того уже две недели водил агента за нос. Он ждал. А утром бы страховку аннулировал. Я так понимаю: лучше сразу заплатить, пока все не растратил.
— Чего же ты молчал? Кто этот хрен?
— Все в порядке, Джек. Дело улажено.
— Нет, вы на него посмотрите! — провозгласил Джек, обращаясь ко всем присутствующим.
— Я ж говорю, лично мне Бенни всегда нравился, — сказал Филетти.
— Освободи нам столик, Герман, — сказал Джек. — Бенни пришел.
Герман Цукман стоял за стойкой и считал деньги. Он повернулся к Джеку и с изумлением посмотрел на него:
— Ты же видишь, я занят, Джек.
— Освободи столик, говорю.
— Все столы заняты, Джек. Посмотри сам. Мы и так уже человек тридцать завернули. Если не больше.
— Послушай, Герман, рядом со мной сидит будущий чемпион мира по боксу, он пришел к нам в гости — а ты стоишь и несешь невесть что.
Герман спрятал деньги в сейф под стойкой, а затем освободил один из столиков — пересадил две пары за стойку и поставил им бутылку шампанского.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил у Бенни Джек, когда все сели. — Травм нет?
— Нет, обошлось, голова только немного болит.
— А ты меньше о страховке думай. Нашел из-за чего волноваться.
— Может, у него голова болит, потому что его по голове ударили? — предположил Чарли Филетти.
— Ты тоже скажешь, — усмехнулся Джек. — Да Мэрфи так голову Бенни и не нашел. Искал, искал — и не нашел. Он и собственную жопу не найдет — даже с компасом. Зато Бенни голову Мэрфи нашел. И нос тоже.
— Когда ломаешь противнику нос, это приятно? — поинтересовалась Элен.
— Как вам сказать… — задумался Бенни. — Если серьезно, этого даже не замечаешь. Удар как удар. Иногда чувствуешь — что-то твердое, а иногда — нет.
— Ты что ж, хруста не слышишь? Чего тогда стараться, черт возьми! — буркнул Джек.
Филетти засмеялся:
— Джек любит, чтоб хрустело, верно, Джек?
Джек взмахнул рукой, сделав вид, что собирается отвесить Филетти оплеуху.
— Не зря, значит, говорят: «Не подымай носу — споткнешься», — изрек Филетти и опять засмеялся. — Помню, как богатей один из Техаса, дурак дураком, стал Джека по матери ругать. Здоровый малый, под два метра, но Джек с ним церемониться не стал: берет со стола бутылку, об стену — и рраз ему по голове! То-то смеху было, помнишь, Джек? Сукин сын не понял даже, на каком он свете. Сидит и кровь утирает. На следующий день я ему говорю: «Понял теперь, что бывает, если Джека по матушке ругать?» — а он мне: «Я, — говорит, — извиниться хочу». И протягивает «штуку». «Это, — говорит, — чтоб Джек не сердился». Помнишь, Джек?