Дженни Герхардт - страница 2

Миссис Герхардт была не из слабых духом. Она подрабатывала стиркой, хотя заказов удавалось добыть не так много; остальное же время уходило на то, чтобы одеть детей, приготовить им завтрак, отправить в школу, заштопать одежду, приглядеть за больным мужем, ну еще и всплакнуть иногда. Раз за разом ей приходилось отправляться в новую лавку, все дальше и дальше от дома, делать там небольшой взнос для открытия счета, а потом набирать товаров в кредит, пока другие лавочники не обратят внимание очередного филантропа на допущенную оплошность. Кукурузу можно было купить задешево. Иной раз миссис Герхардт заваривала котел мамалыги, которого хватало на целую неделю даже в отсутствие иной пищи. Каша из кукурузной муки тоже была лучше, чем ничего, а если добавить чуть молока, она могла показаться и жирной. Наибольшей роскошью в еде считалась жареная картошка, а кофе шел за лакомство. Уголь собирали в ведра и корзины вдоль лабиринта путей расположенного неподалеку железнодорожного депо; дрова – устраивая аналогичные экспедиции к лесопилкам. Так они и прозябали день за днем, постоянно надеясь, что отец выздоровеет и стеклодувная мастерская заработает вновь. Однако деловая активность в округе пребывала в заторможенном состоянии. Приближалась зима, и Герхардт все больше впадал в отчаяние.

– Джордж, – обращался он к старшему из школьников, когда тот возвращался домой в четыре дня, – нам нужно еще угля, – и при виде того, как Марта, Уильям и Вероника неохотно берутся за корзины, отворачивался к стене и заламывал руки под одеялом. Когда же в полседьмого с работы возвращался потный и энергичный Себастьян, или «Бас», как его прозвали приятели, отец снова напускал на себя жизнерадостный вид.

– Как там у вас дела? – интересовался он. – Когда уже возьмут новых рабочих?

Бас не знал, да и сомневался, что такое вообще произойдет, однако подробно описывал отцу происходящее и выражал надежду на лучшее.

– Вот и мне уже скоро должно полегчать, – неизменно отвечал на это правоверный лютеранин, и тревога в его негромком голосе если и звучала, то разве что самую малость.

В дополнение к прочим неприятностям маленькая Вероника подхватила корь, и в течение нескольких дней всем казалось, что она при смерти. Мать забросила все ради того, чтобы быть рядом с ней, молясь за благоприятный исход. Доктор Эллвангер, движимый человеческим сочувствием, являлся каждый день и тщательно осматривал ребенка. Заходил и лютеранский священник, пастор Вюндт, чтобы предложить утешение от лица церкви. В черных одеяниях оба казались благочестивыми посланниками какой-то высшей силы. Миссис Герхардт, боявшаяся, что вот-вот потеряет свое дитя, печально взирала на них от изголовья кроватки. Три дня спустя опасность миновала, однако в доме не было ни крошки хлеба. Все жалованье Себастьяна ушло на лекарства. Бесплатным оставался разве что уголь, но детей уже несколько раз выгоняли с территории депо. Миссис Герхардт, перебиравшая в мыслях возможных работодателей, в припадке отчаянья решила попытать счастья в отеле. Женевьева помогала ей по дому, так отчего бы не взять ее и туда?

– Сколько вы берете за работу? – спросила экономка.

Миссис Герхардт не думала, что выбор будет за ней. Нужда придала ей смелость.

– Надеюсь, доллар в день будет не слишком много?

– Не слишком, – ответила экономка. – Работы у нас примерно на три дня в неделю. Если будете приходить каждый день после обеда, должны управиться.

– Прекрасно, – сказала кандидатка в уборщицы. – Начинать сегодня?

– Да. Пойдемте со мной, я покажу, где хранятся принадлежности.

Отель, с которым они таким образом познакомились, для своего времени и местоположения был заведением весьма примечательным. Коламбус, столица штата, с населением пятьдесят тысяч и приличным пассажиропотоком, для гостиничного бизнеса был местом вполне подходящим, и прогресса здесь удалось достигнуть достопримечательного, во всяком случае с точки зрения горожан. Пятиэтажное здание весьма солидных пропорций воздвиглось на углу центральной площади, рядом со зданием парламента, основными магазинами и, само собой, в центре коловращения той жизни, которая тем, кому не довелось повидать иного, казалась поразительно веселой и воодушевляющей. Огромные окна выходили не только на главную, но и на смежные улицы, снаружи сквозь них виднелось множество комфортабельных кресел, расставленных для удобства постояльцев. Просторный вестибюль совсем недавно перекрасили заново. Пол и стены покрыли белым мрамором, который постоянно полировали до блеска. Перила монументальной лестницы были из орехового дерева, а в ступени вделаны латунные полосы. Для газетного и табачного киосков выделили отдельный укромный уголок. Под изгибом ведущей вверх лестницы располагались стойка портье и служебные помещения, отделанные благородным деревом и украшенные новомодными газовыми светильниками. В дальнем конце вестибюля за дверью можно было разглядеть парикмахерскую с креслами и бритвенными приборами. Снаружи обычно виднелась пара-тройка омнибусов, подъезжающих или отбывающих в соответствии с расписанием поездов.