Джихад: террористами не рождаются - страница 20
Директор школы запомнил Саида как «спокойного и вежливого ученика». «Не могу сказать, что он плохо учился. Нет, скорее он не очень старался, потому что в его семье никто не заботился о его развитии и прежде всего — об образовании». Он хорошо знал семью. В Наблусе руководителю школы всегда приходится быть и социальным работником, говорит он. Он знакомится с родителями учеников и тем окружением, в котором они растут. Если ребенок перестал ходить в школу, а учитель знает, что семья нуждается, вывод напрашивается сам собой.
«Когда дети растут в таких условиях, они зачастую думают только о работе и о том, как помочь семье». Если ребенка отправить в школу, чтобы он смог потом получить профессию или пошел учиться в вуз, то в будущем это принесло бы больший доход; но это только в теории. Лишь немногие семьи в Наблусе могут позволить себе так долго финансировать развитие ребенка — это во-первых. А во-вторых, в стране, где так мало шансов найти работу, хорошее образование не дает никаких преимуществ. Или почти никаких, потому что многие после получения рабочей профессии или учебы в вузе уезжают на заработки за границу, например в Объединенные Арабские Эмираты, и оттуда оказывают своим семьям материальную помощь. Никто из семьи Саида не пошел по этому пути, никто не окончил вуза и не получил рабочей профессии.
Родители не давали Саиду советов, что делать в будущем. Мать была занята домашним хозяйством. Когда Саид бросил школу, у него было шесть братьев и сестер. Такое количество детей — не только большая радость, но и большой труд. В выходные отец возвращался домой из Рамаллы, где он работал на фабрике. Среди недели Саид отца не видел. Близких отношений между ними возникнуть не могло. Для отца сын оставался замкнутым юношей, с которым в то время не было особых проблем, но и тесного контакта тоже не было.
Первым местом работы Саида стала мастерская по пошиву джинсов. Он выполнял все подсобные работы: чистил старые швейные машинки, приносил со склада ткани, привезенные из Китая или Турции, готовил кофе и чай, подавал напитки взрослым. На производстве работали двадцать человек, четверть из них в возрасте Саида: им не было и двенадцати лет. В день они отшивали до шестисот пар джинсов, как на конвейере.
В одном помещении хранились тюки ткани, в другом была продукция — упакованные в пленку и готовые к отправке брюки. Швейные машины стояли в полуметре друг от друга. После пошива к джинсам прикреплялись кнопки. Этим занимался старший брат Саида. Он находился в конце производственной цепочки, работая на станке, на котором уже давно нельзя было различить имя производителя. С помощью Саида он успевал снабдить серебристыми кнопками три пары брюк в минуту.
Владелец мастерской помнит Саида как «робкого, боязливого» мальчика; возможно, поэтому Саид проработал там всего несколько месяцев. На вопрос, почему он берет на работу детей, предприниматель отвечает: «У них голова пока еще ничем не забита. Дети особо не размышляют, потому и работают быстрее. Старшие думают о свадьбах и тому подобном». Он говорит, что и сам начал работать ребенком. Чтобы мотивировать детей, он выдает им небольшие денежные премии за особо быструю работу.
По словам предпринимателя, отцы полагают, что дети будут отдавать им все заработанные деньги. О дополнительном заработке мальчиков они ничего не знают. Получив премию, дети по дороге домой покупают себе мороженое: на него как раз хватает денег. Рабочий день Саида, как и занятия в школе, начинался в половине восьмого утра, но заканчивался не в час пополудни, а в пять вечера. За эту работу он получал (в пересчете на евро) два евро в день, включая премию.
В швейной мастерской Саид проработал не более полугода. Затем он перешел на работу в кондитерскую. Там требовались мальчики для подсобных работ. С родителями перемена работы особо не обсуждалась. Он никогда не разговаривал с ними о том, где бы ему хотелось работать. Казалось, ему годилась любая работа, лишь бы приносила деньги. Главное — чтобы больше, чем в швейной мастерской. В кондитерской он зарабатывал девять евро в день, который часто длился до шести вечера — десять с половиной часов работы без официальных перерывов. Если работы не было, он мог ненадолго присесть, набраться сил, чтобы снова потом приняться за работу.